Питомцы апокалипсиса. Григорий Володин

чтобы его не заточили в карцер? Не мучайте его.

      Бледно–голубая рука вытянулась и скользнула по моим губам.

      – Мокро, – прошептала она и сунула два пальца мне в рот. – Протек мембранный фильтр для очистки охлаждающей жидкости. Срочно запаять.

      Ее пальцы сплющили мои губы в лепешку. Юля плюнула мне в лицо.

      – Течь устранена, – объявила девушка-ананси, трясясь как включенная дрель.

      Я не чувствовал, как дерут мои губы. Мое лицо, мое тело стали неважны. Пули, раскаленные точки дырявили, жгли жадную губку в голове. Мозг кипел в черепе. Это всего лишь иллюзия чужой боли. Но в мире, где необдуманное слово любимого или любимой способно ранить, нет лучшего убийцы. Боль дорогого человека – первоклассный киллер.

      Где-то за дверью фабрикоид отчитался о законченной уборке номер две тысячи сто двенадцать. Мои виски сдавило. Юле пора на завтрак. Затем – на работу. В тесную кабину с кучей рычагов, пожарным краном и держателем для напитков.

      Я обнял голову Юли, плотно прижал ладони к ее лбу. Залп за залпом, пулей за пулей я умирал и воскресал. Чтобы успокоить мою хозяйку. Все хорошо. Я бальзам твоей души. Твоя диетическая кола. Пей, наслаждайся. Вливайся.

      Расстрел прекратился. Нервный срыв Юли захлебнулся, потратил весь магазин. Какое-то время девушка-ананси лежала в моих объятиях, мягкая, тихая, расслабленная. Тепло ее кожи растекалось по моим рукам.

      – Стас, – прошептала моя хозяйка. – Нам пора на завтрак.

      – Пора, – сказал я.

      Мы не двигались. Не отпускали друг друга. За дверью квартиры ее ждал ад.

      Я убрал пальцем черно-алую прядь волос с острой как бритва щеки Юли. Я слышал, как она думала. Возможно, из-за того, что ее глаза смотрели близко-близко в мои. Возможно, из-за того, что ее губы касались моей кожи. Возможно, из-за того, что я просто хотел этого – не любить ее, но понять.

      – Забирать твою боль – вот такая она, моя природа, – брякнул я, и Юля тихо заплакала.

      Моя вечно голодная губка потянулась к ней, чтобы снова забрать всю боль. Но у Юли ничего не болело. А слезы из золотых глаз текли и текли – тихие, спокойные, кристально-чистые, в скользящих бликах от лампы.

      Боль без слез. Слезы без боли. Бывают у ананси слезы счастья?

      Глава 9

      Внизу золоченый купол «Диснейленда» сверкал в лучах Света. Блеклое, почти прозрачное солнце зависло на одном месте. Секунды замерли. Ультрамариновый бронекрыл подо мной плыл против мощного ветра, особо не напрягаясь. Облачное покрывало сверху так и норовило куснуть мне макушку.

      Мимо синей вспышкой пронесся бронекрыл Маны. Вихрь кофейных волос взметнулся над ярким панцирем зверя.

      В узкой ложбине между огромными синими пластинами крыльев я выгнулся вперед и ухватился за рога над клиновидной мордой. В позе мотоциклиста на спортивном байке я понесся навстречу разговору с Маной, возможно, навстречу завершению истории моей жизни – если все выйдет неудачно – прямо на юго-восток. Бесконечный столб Света накрыл нас.

      Сегодня ночью лучше бы не ложился.