На войне как на войне. Виктор Курочкин

уложит… А вы как относитесь к старшине?

      – Хорошо! – рявкает четырнадцатая.

      – Эх, хорошо… – ехидно тянет Горышич. – А Наценко небось думает: «Ну попадись ты мне, Горышич, на фронте!»

      Наценко, закусив губу, опускает голову.

      – Ишь застеснялся, голову опустил. Стыдно, да? А вот в самоволку ходить не стыдно?! – Старшина принимает стойку и зычно командует: – Курсант Наценко! Два шага вперед!

      Наценко выходит из строя.

      – За самовольный уход с территории училища объявляю двое суток ареста. Дежурный, после отбоя отобрать у Наценко ремень и поведешь на губу… Становись в строй, разгильдяй!

      Наценко становится в строй. Лицо у него серее казарменной стены.

      Горышич в глубокой задумчивости проходит с левого фланга на правый и, остановившись около Колупаева, берет его за пуговку.

      – А вот и пуговку не начистил. Маленькую, крохотную пуговку… Такой здоровый парень… Кровь с молоком. И не хватило силы почистить. Да кому же ты такой нужен? Пуговку, малую пуговку не почистил… Нехорошо.

      – Так точно, нехорошо, товарищ старшина, – орет Колупаев.

      – Осознал?

      – Так точно.

      Горышич повернулся к Теленкову.

      – Используй после отбоя… А я проверю.

      Горышич потащился опять на левый фланг, но, дойдя только до середины, остановился. Горестно покачал головой.

      – Как нянька Арина Родионовна, хлопочу я об вас… А вы как ко мне относитесь? Эх, не цените вы своего старшину.

      – Ценим, – гаркает батарея.

      – И Малешкин ценит? – спрашивает старшина и ехидно прищуривается.

      – Ценю, товарищ старшина, – кричит Малешкин.

      – А зачем в столовой на пилотке сидел? Не стыдно?

      Пухлые губы Малешкина выпятились и затрепыхались.

      – Эх, – сказал Горышич и поманил пальцем дежурного. – Чтоб Малешкин уборную языком вылизал… – Он посмотрел на часы, вынул из кармана список батареи.

      – Афонин?

      – Я! – крикнул Афонин.

      – Бирулин?

      – Я!

      Последним «я» крикнул Птоломей… После поверки Горышич сообщил курсантам приятную, как он выразился, весть, что с утра, сразу же после завтрака, четырнадцатая батарея с песнями отправится в подсобное хозяйство. Первый и второй взвод – полоть просо; третий и четвертый – строить свинарники.

      Эта весть обрадовала только дежурного и его дневальных. Остальные в душе обозвали старшину Змеем Горынычем…

      После поверки четырнадцатая с песнями пошла на вечернюю прогулку. Пока обошли вокруг училища, успели проорать не только «Махорочку», но еще и «Катюшу» с «Тачанкой».

      После команды «разойдись» Теленков прокричал «отбой». Рота с мрачными солеными солдатскими шутками отходила ко сну. Теленков, дав задание штрафникам: Колупаеву – вымыть пол в казарме, а Малешкину – уборную, повел Наценко на гауптвахту. Когда Теленков вернулся в казарму, Колупаев в одних трусах все еще надраивал каменные плиты. Все тело его было густо татуировано. На спине огромная змея сосала женскую грудь. На руках тоже извивались змеи. А на