На войне как на войне. Виктор Курочкин

перед присвоением звания портить взаимоотношения с начальством. «Возьмет да еще капнет куда надо», – подумал он. Однако Сачков не сдался. Он решил во что бы то ни стало, даже ценой унижения, выпросить у жмота Васина щепотку махорки… Теленков, прислонившись к столбу, стал ждать, чем же все это кончится…

      – Васин, – начал Сачков, – договоримся так: ты мне дашь табачку на четыре цигарки, а я тебе – сегодняшний компот. Идет?

      – Две, – ответил Васин и положил на две цигарки.

      – Компот на две цигарки? – искренне изумился Сачков. – Что я, малахольный?

      Теленков не дождался окончания торга… Он заметил, что ефрейтор Крамаренко боязливо оглянулся и потом быстро сунул руку под матрас, покопался там и что-то вытащил в зажатом кулаке. Пашка в ту же секунду вспомнил, что вчера Крамаренко получил посылку… «Наверное, что-то вкусное», – сообразил он, подойдя к Крамаренко, сел на край кровати и молча протянул руку.

      – Чего тебе? – шепотом спросил Крамаренко.

      – Цыкни, – шепотом ответил Теленков.

      – Катись ты, – прошипел Крамаренко.

      – Цыкни… А то вслух просить буду, – пригрозил Теленков.

      – На… Только молчи… – И Крамаренко высыпал в руку дежурного щепотки две изюмин.

      Пашка посмотрел на изюм и вздохнул. Сейчас бы за раз он съел, не пикнув, пуд изюма. А здесь всего – щепоть… Он выбрал самую тощую ягодку и положил на язык, погонял ее во рту и, поймав на зуб, раздавил. И стал медленно жевать.

      Васин с Сачковым договорились… Васин в конце концов купил стакан компота за две щепотки табаку, третью они решили сейчас же раскурить вдвоем. Сели, ударили по рукам и, обнявшись, поплелись в уборную.

      – Идиоты, – бросил им вслед Теленков.

      Павел не заметил, как в ладони не осталось ни одной изюминки.

      Крамаренко, уткнувшись носом в подушку, смачно жевал.

      «Вот жрет, свинья, – подумал Пашка, подумал без злобы, но с огромной завистью. – Попросить, что ли, еще?» – но просить не стал, а отправился в уборную.

      Васин докурил цигарку и умышленно бросил мимо урны на пол. Теленков как дежурный обязан был взять разгильдяя на карандаш и доложить о безобразии курсанта старшине Горышину, но он только сказал: «Ну и скотина же ты, Васин», – и плюнул.

      Сачков сидел на подоконнике и курил. Рука, в которой он держал окурок, была заголена по локоть, и на локте отчетливо выделялся розовый рубец раны… Сачков попал в училище из госпиталя. И первые дни в училище ходил с засученным рукавом, тем самым доказывая мелюзге вроде Васина, Теленкова, Малешкина и прочих, что они перед фронтовиком белогубая салага. Но после того как Птоломей, у которого были насквозь прострелены обе щеки, грубо высмеял его, Сачков только изредка закатывал рукав гимнастерки. Пашка, подавив усмешку, сказал:

      – А здорово тебя, Сачков, клюнуло… Где?

      – Под Вязьмой, – живо отозвался Сачков и, боясь, что его не будут слушать, стал торопливо рассказывать, какие были бои под Вязьмой.

      – Ладно, ладно, сто раз слыхал, – перебил его Пашка и протянул руку: «Дай-ка я брошу». Сачков жадно стал