На войне как на войне. Виктор Курочкин

Два часа уже стоим. Не выйдет из тебя, Гришка, путного водителя. Ни хрена не выйдет, – заключил Домешек и вылез из-под брезента.

      – Лейтенант, долго мы еще здесь стоять будем?

      Саня тяжко вздохнул:

      – Не знаю.

      Ефрейтор выразительно посмотрел на Щербака. Тот взмахнул руками, спрыгнул с машины и, сгорбясь, побежал в техчасть. Саня невольно улыбнулся:

      – Здорово вы его продраили.

      – Ничего, лейтенант, мы его обстругаем – гладенький будет! – весело крикнул Домешек.

      Если бы эти слова Саня услышал час назад, как бы он радовался. Теперь же ему от них стало невыносимо больно. Поборов слезы, он приказал наводчику немедленно вывернуть из гранат взрыватели и сложить их отдельно в коробку. А чтоб приказание звучало весомее, добавил:

      – Это приказ командира полка.

      Наводчик гаркнул: «Есть!» – и нырнул в люк. Силы, которые Саня собрал, чтоб отдать приказание, мгновенно покинули его. Он привалился спиной к самоходке, тоскливо посмотрел на лес, на ворону, которая снялась с сосны и, лениво махая крыльями, полетела над полем, почти задевая брюхом снег. Так она летела вплоть до рыжей скирды и только над ней взмыла, уселась и замерла.

      – Лейтенант, что с вами? – спросил Бянкин.

      Саня вздрогнул и торопливо ответил:

      – Так… ничего… А что?

      – Да вы как будто не в себе.

      У Сани невольно сморщилось лицо и дрогнули губы.

      – Ты доложил комбату о гранате?

      – Я. А что?

      – Так, ничего… Правильно сделал.

      Повернувшись спиной к заряжающему, Саня пошел вдоль машины, остановился у люка механика-водителя и долго смотрел на запорошенный снегом лист брони, а потом, сам не зная для чего, аршинными буквами написал на ней пальцем: «МАЛЕШКИН».

      Заряжающий взобрался на самоходку и стал передвигать снарядные ящики. Саня не понимал, зачем он это делает; видимо, не понимал и сам заряжающий.

      От головы колонны на разные голоса покатился крик: «Лейтенанта Беззубцева к начальнику штаба!» Ефрейтор Бянкин во всю мощь своих легких с каким-то озорством заревел:

      – Лейтенант Беззубцев, к начальнику штаба!

      – Чего ты орешь, идиот? Беззубцев уже давно в штабе, а ты орешь, – сказал, вылезая из машины, Домешек.

      – Да так! Скучно, холодно! – Бянкин замолотил по броне каблуками. – Самоходочка моя окаянная, поговорим с тобой, ненаглядная. Эй, лейтенант, добьем энзе?

      Саня махнул рукой.

      – А вы?

      – Не хочу.

      – Потом захотите. Мы вам с Гришкой оставим.

      Наводчик с ефрейтором уселись добивать энзэ. Саня как неприкаянный обошел самоходку. Сержант с ефрейтором ели тушенку и так громко чавкали, что Малешкину стало невмоготу. Он влез на самоходку, сел на ящик. Ефрейтор вскрыл ножом банку и, услужливо подавая лейтенанту, напомнил:

      – Гришку не забудьте.

      Вкуса консервов Саня не чувствовал, и ел он их не потому, что был голоден, а потому, что не знал, что делать, куда деваться.

      Бянкин, развалясь на ящиках, закурил, посвистал и вдруг неожиданно объявил, что после войны