Не уходи. АНАТОЛИЙ ЭММАНУИЛОВИЧ ГОЛОВКОВ

с такою силою: «А имел ба я златыя горы и реки полныя вина…» И все вместе: «Все отдал ба за ласки, взоры, чтаб ты владела мной одна!»

      Тетя Шура, Федорова жена, выводит сердечно: «Но как же, милый, я покину семью родную и страну?»

      Можно, конечно, покинуть. Только покинет ли тебя река, и берег, где ты родился, и другой берег, куда ты так и не допрыгнул?

      А там, через мосток, ближе к лесу, на Веселой горке, запутанные жимолостью голубые ограды.

      БА

      В углу веранды у нее висели Екатерина Великая и Ленин из «Огонька». Императрица нравилась ей кринолинами. А вождь взыскующим взором.

      Ленин этим взором восемнадцатого года, месяца июля, взыскал, чтоб бабушка, такая-растакая, не забыла посолить суп.

      Она чаевничала по-старомосковски, держа блюдце на изящных пальцах и окуная туда колотый сахар.

      Я был зачарован.

      Мне казалось, что все вокруг пылает червонным золотом: и самовар, и чай, и сахарница, и лоскутная Аринушка на заварном чайнике.

      Она лечила меня от заикания желтками, которые заставляла пить на балконе и глядеть в гранитные дали. Пока советское солнце не садилось за министерство обороны по ту сторону Москва-реки.

      Ба то и дело затевалась умирать.

      Это продолжалось лет двадцать или больше.

      Нам даже надоело.

      Она срывала всех с работы, и я тащился к ней из редакции через весь город. Она хваталась за сердце на диване, говоря, что никто ее не жалеет.

      Но скорая не находила у Ба ничего, кроме чувства юмора.

      Когда опустели горбачевские прилавки, в ее голове странно сместились времена.

      Что значит, нет мяса? Велела ехать к мяснику Крылову на Серпуховку. И скажите, пусть свесит фунта три постной телятины да запишет «на счет Анны».

      Лет в девяносто она стала вдруг обращаться ко мне по-немецки, вспомнив гимназию, называла mein Master (мой хозяин).

      Не веря в Бога, бормотала Отче наш.

      Быстрее всех разбирала газовый пистолет – во время Гражданки у нее был браунинг.

      Правда, Ба ни в кого не стреляла.

      Вслед за эскадроном мужа она возила по селам граммофон с пластинками, книжную классику в золоченых корешках.

      Над разоренным селом гремел Вагнер.

      Бабушка одевалась барыней, читала с подводы крестьянам монолог леди Макбет, а детям Сервантеса.

      Она свято верила, что Пролеткульт спасет мир.

      Ба ушла в девяносто пять.

      У меня осталась от нее шаль, траченная молью.

      Это заколдованная шаль, говорила она. Вот ты мотаешься по стране, прихватит поясницу, не ленись, обвяжись.

      Обвязываюсь и чувствую тепло, будто она руками обнимает. И говорит: мы с тобой, сыночка, везучие, все будет хорошо.

      ТЕПЛЫЙ БОК

      Там хорошо, где нас нет? Ну, не знаю. Мы жили на Арбате рядом с домом, что снимали Пушкины.

      Из окна кухни был виден конюшенный двор.

      Вокруг летала серпантинами и серебрилась жизнь.

      Можно было, выйдя из подъезда, упереться в теплый бок лошади.

      Предсказатели будущего тайком