Ничья длится мгновение (сборник). Ицхокас Мерас

усадьба Бернотасов, где стояла она когда-то у калитки, прижавшись горячим лбом к прохладной глиняной крынке, где в субботу, после бани, уминали бабку, запивая молоком, сметаной и чем-либо покрепче, а во дворе надсаживался пес, и гуси, целое стадо, гоготали, почуяв чужого.

      Опустело последнее пристанище родителей, их рай, последний дом их с раскрытыми настежь дверьми и распахнутыми воротами, куда она пришла с четырьмя детьми, чтобы отдать последний долг, посмотреть на всех пятерых, убитых ночью, исподтишка, увидеть отцовы зубы, затупившиеся от земли.

      Оружие и гроб.

      Они всегда рядом.

      Всегда ли рядом?

      Смотря в чьих руках оружие.

      Смотря над кем заколачивают гроб.

      Оружие и гроб.

      Не слишком ли часто они теперь друг возле друга?

      Ведь и война прошла. Слава Богу, кончилась.

      Чего ж еще?

      Что еще надо?

      – Не пущу! Не пущу в дом! – вся дрожа, кричала она, встав на пороге и раскинув руки, чтобы он не вошел. – Не пущу! Не пущу в дом! Уноси, откуда принес! Не пущу!

      – Мама… – тихо упрашивал Винцас.

      Но она все равно не пускала.

      Стояла на пороге, вся дрожа и раскинув руки.

      – Мама…

      Голос был уже совсем мужской, и она боялась, что может уступить.

      – Не пушу! Не пущу в дом!

      Раньше она думала: «Оружие и гроб».

      Уже тогда знала, что может быть и по-другому: «Гроб и оружие».

      Но она не могла… Сама? Своими руками благословить дитя на смерть?

      – Не пущу! – кричала, заслонив руками дверь. – Брось это… брось… Брось ружье, говорю!

      Винцас поставил винтовку за угол и сел на лавочке под окном. Знал ведь, что так будет. И во двор пробрался, как вор, пряча за спиной, обеими руками придерживая винтовку. Но мать сразу почуяла, уловила серый маслянистый запах оружия.

      – Не пущу…

      Потом села рядом с ним под окошком, одной рукой обняла сына за плечи, а другой подняла его подбородок и прошептала тихонько, словно боясь, что кто-нибудь услышит:

      – Винцук… Винцялис… Это ведь не твое, это мужское дело. Тебе и шестнадцати еще нет…

      – Я сказал, что уже семнадцать. Поверили.

      – Винцук… Винцялис… Ты ведь самый старший. Неужто одну меня оставишь?

      – Никуда я не денусь. И не оставлю тебя. Это не в армию, дома буду. Так только… Все равно на работу скоро. – Потом добавил: – И заработок будет. Довольно тебе по чужим огородам спину гнуть… Не намаялась еще?

      – Винцук… Винцялис… Тебе учиться надо. И так сколько лет за войну пропало. Хватает нам всего, не буду я больше чужие огороды полоть, да и ни к чему уже, своим обходимся.

      – Все равно, не могу, мама. Раз уж взял винтовку, не отдам.

      Она вскочила, заслонила оружие спиной, боясь прикоснуться к нему руками, и снова закричала: