Тайные раны. Вэл Макдермид

еще немного злясь, он дотянулся до сигарет и закурил. Вряд ли Робби Бишоп вернется и проявит недовольство, что в комнате накурено.

      Кэрол стояла в тени, наблюдая, как перед ее глазами разворачивается последний акт трагедии Робби Бишопа. Даже медицинская аппаратура уже не могла поддерживать в нем жизнь. Денби объяснил ей это, когда она приехала в больницу:

      – Как я вам говорил, из-за рицина клетки прекращают вырабатывать белки, которые им необходимы, и поэтому начинают погибать. До какой-то поры мы можем компенсировать это с помощью наших приборов, но потом наступает момент, когда кровяное давление падает настолько, что мы уже попросту не в состоянии подавать достаточное количество кислорода в мозг, и все в организме начинает отключаться. Сейчас наступает как раз этот момент.

      Она знала: боли он не ощущает, об этом заботится морфий. А профанол – о том, чтобы он все время спал. И хотя формально он был еще жив, в нем уже не оставалось ничего от прежнего Робби Бишопа. Трудно было поверить, что умирающий, который лежал перед ней, еще несколько дней назад вдохновил своих товарищей по команде на славную победу. Он больше не походил на спортсмена. Голова у него, казалось, увеличилась вдвое, тело разбухло, раздалось, раздулось. Под тонким одеялом его некогда прекрасные ноги были как две колонны. Робби Бишоп, спортивный герой, кумир миллионов, выглядел ужасно жалко.

      Рядом с ним сидела его мать, сжимая обеими руками его вялые пальцы. По ее щекам текли слезы. Ей не было и пятидесяти, но эти два дня превратили ее почти в старуху, сгорбленную и ничего не понимающую. За ее спиной стоял муж, положив ей руки на плечи. Поражало его сходство с сыном – прежним, еще здоровым. Брайан Бишоп служил живым напоминанием о том, каким Робби никогда не станет.

      По другую сторону кровати стоял Мартин Фланаган, склонив голову, сцепив руки перед собой. Кэрол видела, что он кривится, изо всех сил пытаясь не заплакать. Когда Англия с позором покинула последний чемпионат мира, Кэрол решила, что для настоящих мужчин вполне допустимо лить слезы. Но, вероятно, не для мужчин поколения Фланагана, подумала она.

      Она увидела, как грудь Робби словно бы сжалась, тело спазматически дернулось. И в какие-то секунды все кончилось. Показания кардиомониторов резко пошли вниз, кровяное давление мгновенно упало, уровень кислорода в крови ринулся к нулю так быстро, что цифры на дисплее слились в неразличимую муть.

      – Мне очень жаль, – произнес Томас Денби. – Теперь мы вынуждены отключить системы жизнеобеспечения.

      Миссис Бишоп заплакала. Она издала всего один долгий, пронзительный всхлип, потом рухнула вперед, на своего сына, и стиснула рукой его разбухшую грудь, словно могла вдохнуть в него жизнь. Ее муж отвернулся, закрыв лицо руками, плечи у него тряслись. Фланаган, опустившись на корточки, привалился к стене, уткнув голову в колени.

      Это было уже чересчур. Кэрол отступила назад. А когда она вышла в коридор, за ее плечом оказался Денби:

      – Нам придется