Ты плакала в вечерней тишине, или Меркнут знаки Зодиака. Марина Ларина

ее мама.

      – Вот так-то лучше, – повертела она головой, кося глазом в зеркало, и снова улыбнулась. – И на войне жить можно, если…

      И тут же додумала, что стоит за этим «если», почувствовав, что хочет есть. В животе бурчало, ведь со вчерашнего дня у нее во рту не было и маковой росинки.

      – Ничего, сон важнее, – так, помнится, говаривала героиня одного из ее первых газетных материалов.

      Вся фишка заключалось в том, что тетка никогда в своей жизни не работала на государство, прикрываясь религиозными убеждениями. После этой публикации сельская диссидентка получила пенсию от этого самого государства, которое всю жизнь игнорировала, а Настя – рекомендацию из газеты, сыгравшую свою роль при поступлении на журфак. Таких историй у Прокофьевой потом набралось с три короба. И эта ничем особо не отличалась от всех последующих. Разве, что название было адекватным тихому сельскому антуражу российской глубинки. «Там, где остановилось время», – назывался материал.

      Настя забрела в сад, расположенный за домом, и сорвала с яблони спелое красное яблоко. Хозяин дачи еще не собрал урожай, и в саду было чем насладиться кроме свежего воздуха и красот ранней осени.

      «Заодно и зубы почищу, – подумала она, запуская зубы в свежее сочное яблоко. Рядом с яблоней росла еще и слива. Мясистые зрелые плоды свисали с нее гроздьями.

      – Словно райский сад, – отметила Прокофьева, развлекая саму себя. – Ева здесь, а Адам валяется в постели. Уже успели согрешить, но из сада еще не поперли. Что там будет впереди – неизвестно, но это-то и хорошо.

      – «…И жить так хочется, ребята, что я так больше не могу», – напевая слова крутившейся в голове песенки, радовалась Настя неизвестно чему. Для ощущения счастья, действительно, не требовалось многого – всего лишь хорошее внутреннее состояние, а оно у нее сейчас было. И казалось, ничто не предвещало скорых перемен к худшему.

      Выйдя из сада на тропинку, ведущую от дома к лесу, Настя направилась по ней, наслаждаясь запахами сентябрьского утра. Осень она любила, особенно до наступления холодов. В этом своем ощущении она чувствовала себя солидарной с Пушкиным, который тоже любил эту пору года, поэтизируя все ее проявления.

      – «Унылая пора, очей очарованье. Приятна мне твоя прощальная пора. Люблю я пышное природы увяданье», – размахивая руками и энергично разбрасывая ногами опавшие листья, декламировала Настя. От этого самого очарования осенней природой и какой-то внутренней полноты, переизбытка словно из ниоткуда нахлынувших эмоций она была готова пуститься в пляс. Красота осеннего леса и поля ее вдохновляла и придавала жизни более яркие ощущения. Здесь, за городом, все жило совершенно другой жизнью, без городской суеты и надрывного бега по кругу в повседневных хлопотах.

      На природе Прокофьева оживала, словно возвращаясь в ту незабываемую пору жизни, когда все было хорошо только потому, что жизнь только начиналась. И можно было бродить по лугам и полям возле дедовой фермы, совершенно не