Ты плакала в вечерней тишине, или Меркнут знаки Зодиака. Марина Ларина

на кисть ее левой руки тяжеленной ступней ноги, обутой в нечто вроде кирзового сапога.

      – Не уползешь. Сдохнешь здесь. Видишь это? – поднес он Насте к носу дуло пистолета с глушителем. – На, понюхай, тварь… Где фотоаппарат?

      Настя промолчала. Давление на руку заметно усилилось.

      – М-м-м, – простонала девушка.

      – Сейчас морду изуродую, если не скажешь, – снова надавил на руку преступник.

      Остаться без лица Прокофьевой очень не хотелось, поэтому пришлось заговорить.

      – Там, в комнате, – прохрипела она, скрежеща зубами от боли. – Не дави так, скот.

      Скот сграбастал ее за шиворот пижамы и, не поднимая с пола, потащил в спальню. Нащупав на стене выключатель, он зажег свет.

      – Где? Показывай.

      – На полке лежит.

      – Где? – вновь спросил он.

      – Да вон же. Глаза разуй, скот, – злобно ответила Настя. Она уже не боялась. Ощущение страха за свою жизнь отхлынуло вместе с первой болью. Теперь журналистка прямо-таки рвалась в бой.

      Пока громила проверял наличие нужных ему кадров в фотоаппарате, она успела встать и поднять за ножку стул, чтобы швырнуть его в негодяя. Но, не успев замахнуться, вновь оказалась лежащей на полу.

      – А сейчас давай-ка развлечемся, сучка поганая, – лениво процедило мерзкое животное.

      – Размечтался, гадина. А еще чего-нибудь не хочешь? – прошипела она.

      Преступник поднял ее, схватив под руку, и швырнул на диван.

      – Ты еще вякать будешь мне тут, сука драная. Ложись и ноги раздвигай.

      Чудовище не торопясь принялось расстегивать ремень, затем ширинку. Но пока скот готовился к изнасилованию, рука Прокофьевой, резко отъехавшей к спинке дивана, нащупала на полу оставшуюся со вчерашнего дня пустую бутылку из-под текилы, которую она поленилась отнести на кухню, чтобы выбросить в мусорку.

      Настя схватила бутылку за горлышко, и как раз в тот момент, когда амбал придвинулся ближе, чтобы навалиться на нее всем грузом своего тела, разбила ее о батарею и сунула оставшуюся в руках острозубую «розетку» насильнику в область паха. Ночную тишину разорвал пронзительный истошный вопль.

      – Вот и развлеклись, – констатировала Прокофьева, вскочив на ноги. – Танцуй и пой, что я с тобой.

      Громила с изувеченным половым органом попытался вытащить из-за пазухи пистолет, чтобы выстрелить в нее. Но Настя на сотые доли секунды опередила его. Подхватив стул, она сильным ударом выбила из рук преступника оружие.

      Пытаясь подняться, не состоявшийся насильник зацепил лежавший на столе фотоаппарат, и тот свалился на пол.

      Настя уже стояла у дверей комнаты с пистолетом в руке.

      – Тронься с места, и я выстрелю. Одно движение, – сказала она преступнику, – и ты лишишься не только яиц, но и жизни.

      – Ах ты, курва, – раненый амбал уже стоял на ногах со спущенными штанами, залитыми кровью какого-то синюшного цвета.

      «Венозная, что ли?» – невольно заинтересовалась Прокофьева, впечатленная размером подрезанного