Смерть во сне. Никита Божин

ответила ему жена.

      – У меня ж вот тоже уже и батя помер, и матушка. Вон, оба лежат на новом кладбище. А что делать? Это жизнь.

      – Илюш, ладно, оставим. Дай Бог, папа еще и поживет. Ты расскажи лучше, как ты? Сто лет ведь не виделись. Не пишешь сейчас почти, не звонишь.

      – Да как, в делах все, в заботах. Работа есть, привыкаю.

      – И давно ты уже в этой своей Европе живешь?

      – Больше полутора лет.

      – А что, Илюша, как там, культурно все, люди приличные?

      – Да, все культурно, все хорошо. Не то, что… – хотел сказать здесь, но, покосившись на Федю, решил не подводить сестру и смолчал.

      – Не люблю я, если правду вам говорить, вот этих бабских разговоров про культуру, искусство это, – вдруг сформировал фразу Федя и тут же сменил тему прямым вопросом:

      – Ты вот что скажи, голубых там много?

      Илья прекрасно знал о рьяном гомофобном настрое Феди, но очень надеялся, что ему не придется говорить на эти темы, ведь сам он мог как угодно относиться к людям со специфичными вкусами, но давно уже внушил себе, что перевоспитан, и толерантность – нормальное состояние человека. Не успев подобрать компромиссный ответ, в разговор вмешалась Ирина.

      – Федя, мы Илью сто лет не видели! И это все, что тебя волнует?

      – Не, ну а что? Просто интересно, как там эти уроды ходят, что они там, прямо по улицам сосутся, что ли? Реально вот эти вот парады проводят свои, что ли? Хоть мужикам в бане расскажу, как соберемся.

      – Отличная тема для разговора с мужиками в бане, – язвительно бросила жена.

      – Я не слежу за ними, – ответил Илья, чем не совсем удовлетворил разыгравшееся любопытство Феди, но вопрос с повестки сняли.

      После паузы и пары нелепых вопросов от Феди про жизнь «там», Илья спросил:

      – Что еще интересного в городе?

      – Вообще ничего, – зевая, протянул Федя, довольно растянув руки по спинке кухонного дивана.

      – В смысле ничего не произошло?

      – А что тут может произойти? Это ж глухомань. Все по-старому, – довольно говорил Федя, как будто вещал простые истины недалекой публике.

      – Пойти, значит, как и раньше, некуда?

      – Почему, тут тебе и «Здравушка», и «Синица», и «У Виктории», и «Палермо», и еще каких-то понаоткрывали, – перечислил Федя названия местных столовых, ресторанов и баров, толкуя, что выпить есть где.

      – Так это все было и раньше.

      – Ну, я не знаю, а чего тебе еще надо?

      – Илья, лучше домой поезжай, с папой поговори, – предложила Ира.

      – Не хочу я. Тошно мне. Морально не могу там, я уже другой человек, – томно произнес Илья, чем вызвал улыбку у Феди, который, толкнув в бок Ирину, мол: Ишь какой, погляди на него.

      – Мне тоже с тещей не всегда легко, но я ж терплю, – вдруг решил вставить шутку Федя, но все его проигнорировали. Он не обиделся.

      – Кстати, – обратился к нему Илья, – папа просил тебя приехать, спилить дерево, что за домом растет. Переживает, разрослось, может на дом упасть.

      – Это когда?

      – Что