Одна – здесь – жизнь. Марина Цветаева

– журнал! Всё в корзине! Попытался было – перо плохое, бумага праховая, пишу – сам не разбираю. И такой сон на меня напал… К весне, должно быть.

      (Я, мысленно: «Врешь, медведь, к зиме!»)

      Он, продолжая:

      – Ну, думаю, была не была! Сгреб это я их, простыни-то эти, и в корзину. Утром прихожу – пусто. Должно быть, уборщица сожгла. И каждый день так. Маленькие все целы, для вас берег.

      Выдвигает ящик: сонм белых бабочек!

      И я, обольщенная строчкой и уже оторвавшись, мысленно:

      «Сонм белых бабочек! Раз, две… четыре»…

      (– нет! —)

      Сонм белых девочек! Раз, две… четыре…

      Сонм белых девочек! Да нет – в эфире

      Сонм белых бабочек! Прелестный сонм

      Великих маленьких княжон…

      и, отрываясь, к «сотруднику»:

      – Сейчас мы все это восстановим… (мысленно: кроме великих княжон!) – разберите хронологически.

      Он: – Как это?

      Я: – По числам. Ну, 5-ое февраля. Римское II – это февраль, Вам ясно? I – январь, II – февраль…

      Не дышит и не мигает.

      – Тогда постойте… Тогда просто пишите письмо домой. Берите перо и пишите: «Милая мама, мне здесь очень скучно и голодно»… В этом роде, или наоборот: «Мне здесь очень весело и сытно». Потому что иначе она огорчится. А я сейчас буду восстанавливать статьи Стеклова и Керженцева.

      Он, восхищенно: – Из головы?!

      Я: – Не из сердца же!

      И, махом: «В статье от 5-го февраля 1919 г. «Белогвардейщина и белый слон»[37] товарищ Керженцев утверждает»…

* * *

      Перекочевываем на новое пепелище – из дома Ростовых в Иерусалимское подворье. Целых десять дней перебираемся. Докрадываем остатки ростовско-соллогубовского добра. Я взяла себе на память тарелку с гербом. В кирпично-красном поле – борзая. Лирическая кража, даже рыцарская: тарелка не глубокая и не мелкая, по нынешнему времени – явно для полужидкой воблы, а дома у меня на ней будет стоять чернильница.

      Бедные соллогубовские эльзевиры! В раскрытых ящиках! Под дождем! Пергаментные переплеты, французские витиеватые литеры… Свозят возами. Библиотечной комиссией заведует Брюсов.

      Везут: диваны, комоды, люстры. Рыцари мои остаются. Вписанные в стену портреты, кажется, тоже. На месте – дележ. Ревностный спор «столов».

      – Это нашему заведующему!

      – Нет, нашему!

      – У нас уж стол карельской березы, к нему и кресло.

      – Вот именно потому, что у вас стол, у нас будет кресло!

      – Но нельзя же разбивать гарнитур!

      Я, сентенциозно:

      – Можно разбивать только головы!

      «Столы» бескорыстны – мы все равно ничего не получим. Все в кабинеты заведующих. Влетает мой белый негр:

      – Товарищ Эфрон! Если бы вы знали, как у Ц-лера хорошо! Секретер красного дерева, ковер, бронзовые бра! Точно в старое время! Хотите, посмотрим?

      Бежим через этажи. Комната №… Отдел такой-то… Кабинет заведующего. Входим. Негр торжествующе: – Ну?

      – Еще бы подушку под ноги и болонку…

      – Будет с него и кота!

      В глазах

37

Никогда не существовавшей! (Примеч. М. Цветаевой.)