Воздушный шарик со свинцовым грузом (сборник). Михаил Юдовский

Мама, вы ж меня совсем не знаете, – обиженно пробасил Нема.

      – Так я нивроку[12] жила и радовалась, что не знаю. А теперь я таки вижу, что ее покойный отец был умнее меня, раз не дожил до такого счастья. И не надо мне мамкать. Еще раз скажешь мне до свадьбы «мама», и я устрою такой гвалт, что весь Подол сбежится.

      Впрочем, когда у Софы с Немой родился сын, баба Фира простила дочери ее выбор. Новорожденного внука Женю она обожала, баловала, как могла, и ласково звала Еничкой.

      – Сейчас Еничка будет мыть ручки… сейчас Еничка будет кушать… сейчас Еничка сходит на горшочек…

      – Мама, перестаньте над ним мурлыкать, – недовольно басил Нема. – Он же мальчик, из него же должен расти мужчина!

      – Из тебя уже выросло кое-что, – огрызалась баба Фира. – Моим врагам таких мужчин. Иди вынеси Еничкин горшок.

      Нема вздыхал, покорно брал горшок и молча выходил с ним во двор. Двор был невелик, сжат полукольцом двухэтажных развалюх, посреди него росла высокая липа, под нею изогнулся водопроводный кран, из которого жильцы носили домой воду, а в тени липы разместился столик, за которым по обыкновению сидели пожилой сапожник Лева Кац и грузчик Вася Диденко, еще трезвый, но уже предвкушающий.

      – Шо, Немка, дает теща прыкурыть? – сочувственно спрашивал Вася.

      Нема лишь безнадежно махал рукой, а из окна второго этажа высовывалась растрепанная голова бабы Фиры.

      – Я таки сейчас всем дам прикурить! – сообщала голова. – Сейчас тут всем будет мало места! Нема, что ты застыл с этим горшком? Забыл, куда с ним гулять? А ты, Вася, не морочь ему голову и не делай мне инфаркт.

      – Та я шо ж, баба Фира, – смущался Вася, – я ж так, по-соседски…

      – Ты ему еще налей по-соседски, – ядовито замечала баба Фира, – а то Неме скучно с остатками мозгов.

      – Фира, – миролюбиво вмешивался пожилой сапожник Кац, – что ты чипляешься к людям, как нищий с Межигорской улицы? Дай им жить спокойно.

      – Лева, если ты сапожник, так стучи по каблукам, а не по моим нервам, – отрезала баба Фира. – Нема, ты еще долго будешь там стоять с этим горшком? Что ты в нем такого интересного нашел, что не можешь с ним расстаться?

      Нема вздыхал и отправлялся с горшком по назначению, а Вася крутил головой и говорил:

      – Не, хорошая вы женщина, баба Фира, а токо ж повэзло мне, шо нэ я ваш зять.

      – Ты таки прав, Вася, – кивала баба Фира. – Тебе таки крупно повезло. А то б ты у меня уже имел бледный вид.

      Вася был в чем-то похож на Нему – такой же огромный и, в общем-то, незлобивый. Пять дней в неделю он был мил и приветлив со всеми и заискивающе нежен со своей женой Раисой. Но в пятницу с последними крохами рабочего дня что-то в нем начинало свербить, и он, распив с коллегами-грузчиками парочку законных поллитровок, возвращался домой, и тогда тихий дворик оглашался звериным ревом и бешеной руганью. Вася с налитыми кровью глазами и какой-нибудь тяжестью в руках гонялся за женой Раисой, а та, истошно вопя, бегала от него кругами.

      – Падла, подстилка, деньги давай! – ревел Вася.

      – Ой, люди, ой, спасите, убивают! –

12

Слава Богу, тьфу-тьфу-тьфу (укр.).