Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Сборники стихотворений. Том 1. Анатолий Гейнцельман

сверху, небо снизу,

      Лишь по дальнему карнизу

      Гор виднеется едва

      Дымчатая синева.

      Небо в сердце, небо в пальцах,

      Всюду алые шелка.

      Вышивай скорей на пяльцах

      Душу райского цветка!

      5. «На колени склоненный, в колени…»

      На колени склоненный, в колени

      Опустился я к тихой голубке,

      И наитья предельного гений

      Посетил нас в убогой скорлупке.

      И в потоке червонном Данаи

      Ослепительней не было блеска,

      И видение Дантова Рая

      Было скромною лишь арабеской

      Перед тем, что в очах у невесты

      Я в мгновение это прочел,

      И испуганно Тайны с насеста

      Разлетелись, как облачко пчел.

      И сжимая горячие ручки,

      И целуя блаженно уста,

      Я вился, как атласные тучки

      У вершинного где-то креста,

      Я вился, изливаясь в любую

      Из безбрежности звездных аорт,

      И я душу имел голубую

      И ликующий солнца аккорд.

      Тополи

      Высокие тополи, рыцари важные

      В заката золоченных латах,

      На страже в червонных палатах

      Степенно качаются с песнею шпажною.

      Им истины плевелы чужды бумажные,

      Истории сложной шахматы,

      Моральной Голгофы стигматы, —

      Их шелест и шепот – идеи закряжные.

      Сомкнитесь, обстаньте! Я первенец Божий,

      Стихии больной менестрель,

      Я миг, на безбрежность творенья похожий.

      Хрупка, паутинна свирель,

      И дует и плюет сатир толсторожий

      В души голубой акварель.

      Вороны

      Исполинской крылатой гребенкой,

      Как тяжелые, острые бороны,

      Бороздят сине-черные вороны

      Над убогой родимой сторонкой.

      Бледно-сини, как глазки ребенка,

      Колеи, что в лазури проторены,

      Но вороньи кар-кар чуть повторены,

      Как заноет опять под печенкой.

      Эти черные в небе горланы,

      Это жизни обыденной жуть,

      Это красные в мелях баканы.

      Чуть услышишь, под мышкою ртуть

      Закипит, и раскроются раны,

      И на солнце тогда не уснуть.

      Человек

      К беспредельности неба и к звездному чуду,

      К многошумности моря, к ажурности трав,

      Даже крайние розы в пути оборвав,

      Я восторженным век свой недолгий пребуду.

      К человека ж телесному, страшному блуду,

      К аромату жестоких идейных отрав,

      К всеизведавших грешных очей изумруду

      Я останусь до смерти жесток и неправ.

      Человек – омерзительная амальгама

      Из угасшей в гниющей трясине кометы

      И низверженных ангелов злобного гама,

      Человек – марафонский посланец без меты.

      И души не сложилась бы дивная гамма,

      Если б в мир не явились зачем-то поэты.

      Око

      Вчера в громадном терпеливом глазе

      Измученной,