Под знаком черного лебедя. Дэвид Митчелл

сделали один оборот по орбите.

      Призрачный мальчишка был все еще тут – он несся по льду, пригибаясь, совсем как я.

      Мы сделали еще один оборот по орбите.

      Сова или что-то такое пропорхнуло низко надо льдом.

      – Эй! – крикнул я. – Ты меня слышал? Я хотел узнать, каково…

      Лед смахнул меня с ног. Хаотическую долю секунды я висел в воздухе на совершенно неправдоподобной высоте. Как Брюс Ли в каратешном ударе – вот так высоко. Я знал, что мягкой посадки не выйдет, но все равно не ожидал, что будет так больно. Трещина пробежала по всему телу, от щиколотки до челюсти, до костяшек пальцев, как ледяной кубик, брошенный в теплый лимонад. Нет, больше, чем ледяной кубик. Зеркало, брошенное на землю с высоты «Скайлэба». И место, где оно ударилось о землю, распавшись на кинжалы, шипы и невидимые занозы, – это и была моя щиколотка.

      Я завертелся на льду и остановился, дрожа, у берега.

      Несколько секунд я только и мог, что лежать, купаясь в сверхъестественной боли. Даже Великанский Стог на моем месте заскулил бы.

      – С-с-сука! – выдохнул я, чтобы не заплакать. – Сука, сука, сука!

      Сквозь острые, как кремневые осколки, деревья едва доносился слабый шум с шоссе, но мне туда было не добрести. Я попробовал встать, но плюхнулся на задницу, морщась от нового приступа боли. Я не мог двинуться. Если я здесь останусь, то умру от воспаления легких. Я не знал, что делать.

      – Опять ты, – вздохнула кислая бабка. – Мы так и думали, что ты скоро опять заявишься.

      – Мне больно. – Голос меня не слушался. – Я повредил ногу.

      – Вижу.

      – Так больно, что я сейчас умру.

      – Да уж наверно.

      – Можно я только позвоню от вас папе, чтобы он меня забрал?

      – Мы не любим телефонов.

      – А вы не могли бы сходить и позвать кого-нибудь? Пожалуйста!

      – Мы никогда не выходим из дому. Ночью-то. Здесь-то.

      – Пожалуйста! – Боль накрывала и трясла меня, как будто я был под водой, и голос вышел громкий, как электрогитара. – Я не могу идти.

      – Я понимаю в костях и суставах. Зайди-ка в дом.

      В доме было холоднее, чем снаружи. У меня за спиной скользнула на место задвижка и повернулась ручка замка.

      – Пошел-пошел, – произнес голос кислой бабки, – пошел вперед, в гостиную. Я приду сразу, как приготовлю, чем тебя лечить. Но что бы ты там ни делал, веди себя тихо. Ты очень пожалеешь, если разбудишь моего брата.

      – Хорошо… – отвел я взгляд. – Где у вас гостиная?

      Но в темноте зашаркало, и кислая бабка исчезла.

      Далеко, в другом конце коридора, виднелось лезвие мутного света, и я похромал туда. Одному Богу известно, как я пришел сюда на раздробленной лодыжке от замерзшего озера по кривой, бугрящейся корнями тропе. Но как-то, должно быть, пришел, раз я здесь. Я проковылял мимо лестницы. На нее падал приглушенный лунный свет, и я разглядел старую фотографию на стене. Подводная лодка в каком-то порту, судя по виду – где-то в Арктике. Экипаж стоит на палубе, салютует. Я побрел дальше. Лезвие света никак не приближалось.

      Гостиная