Атаман. Андрей Посняков

кивнул и, почему-то вздрогнув, понизил голос: – Добрый ты человек, господине. Приду.

      Ужин прошел весело, в беседе. Пока гости уминали ушицу да пироги с кашами, какой-то седобородый дед нараспев читал былины про Илью Муромца и всех прочих. Потом, когда уже пошли орехи да всякие сладкие заедки под медовуху, подсел к столу какой-то непонятный тип лет сорока; все, как и положено – при бороде, в посконной рубахе с кушаком, с вышивкой, в кожаных постолах. Подсел, завел разговор, все выспрашивал про разные города – про Ярославль, Владимир, Устюжну… Борисычи отвечали односложно, Антип вообще в разговор не лез, да и Егор отмалчивался – а чего говорить-то, коли в Устюжне никогда не был, а в Ярославле с Владимиром хоть и бывал, но так, проездом. Вот и молчал, да иногда о своем думал – все ж лезли в голову разные мысли – не робот, чай, человек, – в пятнадцатый из двадцать первого века попал, и что – дальше поскакали?

      Переживал Егор, уж конечно, и пытался себя занять разговорами, хоть какой-то беседой – поговоришь с кем-нибудь, все не так грустно покажется. Ла-адно, и в пятнадцатом веке люди живут… жили… и колдунью разыщем и… может быть, чем черт не шутит?

      Хозяин, своеземец Игнат, надо отдать ему должное, все ж управлял застольем: хмельное подливали вовремя, да и тосты произносились часто.

      Борисычи с Антипом – видно было – захмелели, а вот у Егора тот, легкий квасной, хмель давно прошел, выветрился, а новый не брал, потому как закуски было в избытке, а вот выпить, считай, что и нечего – медовуха, чай, не водка, не виски, не кальвадос.

      «Ишь ты, кальвадос ему! – посмеялся сам над собой Вожников. – Граппу еще вспомни!»

      Он заметил у Игната серебряный браслет с узором из ма-а-аленьких таких шариков – зернь называется, а на бревенчатой стене – доспех из металлических продолговатых пластин, друг на друга чуть-чуть наползающих и кольцами скрепленных, бахтерец. Все правильно – пятнадцатый век, не раньше…

      Гости и хозяин, захмелев, раскраснелись и затянули песни, большей частью, естественно, Егору незнакомые. Он и не подтягивал, просто сидел, слушал.

      – Э-э! – допев, повернулся к нему Игнат. – А ты что не поешь?

      – Так песен этих не знаю.

      – Тогда свою затяни!

      – И затяну, запросто! Наливай.

      – Эхх…

      Шел отряд по берегу,

      Шел издалека,

      Шел под красным знаменем

      Командир полка.

      А-а-а-а! А-а-а-а!

      – Эй, подпевайте!

      Командир полка.

      Дирижируя обглоданной рыбьей костью, Вожников допел песню до конца и довольно хмыкнул:

      – Вот!

      – Добрая песня, – тут же заценили собравшиеся. – Это в Заозерье такие поют?

      – Где поют – там поют, – уклончиво ответил Егор и спросил: – А что, водки-то у вас нету?

      – Чего-чего?

      – А, ладно, медовуху тогда наливай!

      Ну, не брала Вожникова медовуха, слабенькая все же, сейчас – под такие песни – водки бы да девчонок позвать – народный хор!

      – А что, Игнат, девчонки-то у вас не поют?

      – Чего ж не поют-то? Сейчас кликну. Эй, Федька,