Автопортрет. Стихотворения. 1958–2011. Владимир Бойков

избавляет от страданья:

      коснется золота на миг

      и роем пчел запламенеет,

      а исцеляя горемык,

      само от горя каменеет.

           И стыдно мне.

           Возьмусь руками

      и чувствую – вздыхает камень.

      Осенние строфы

           Твоя пора, потешная игра, —

      с теплом отходит лето под экватор!

           Как на гравюрах из времен Петра,

      небесные баталии косматы,

      и бреющие на земле ветра!

           Весна приходит, лето настает,

      по-королевски осень выступает

      и золотом как будто осыпает.

           Но снег вот-вот на голову падет,

      а королева голая идет!

      Мельня

           У струй замшелых рек,

      что начинают бег

      водою ключевою, —

      на мельнице забытой

      творится время все – нехватка и избыток,

      все бремя времени, на все живое.

           Великий Мельник сносит непрестанно

      в помол грядущего зерно,

      в котором – первозданно —

      изменчивое с вечным сведено,

      и мелево выносится на форум

      и пожирается немедля хором,

      в котором нет числа мирам и меры временам,

      крупчатка жизни сыплется и нам.

           Напряг безостановочен работы,

      нет роздыху, не сбавить обороты:

      и жернова прожорливо скрежещут,

      и колесо скрипит, и плицы мерно плещут,

      и с желоба язык струи, свисая, блещет

      от солнц и лун, сменяющих друг друга,

      и мудрая вода бормочет без досуга:

      – Замрешь на миг, вовек не отомрешь —

      беги, пока бежишь, хотя б и невтерпеж!..

           Мне слышен этот голос поневоле,

      тварь божия – бодлив я, да комол

      и невелик, а все же мукомол

      доставшейся мне доли.

Новосибирск. 1962–1966Целиноград. 1965

      Мыслечувствия

      «Я поделюсь печальной новостью…»

           Я поделюсь печальной новостью:

      из честности я болен совестью.

           Любви к тебе предаться не решился,

      вдруг разлюбить и тем предать страшился.

           Я мог бы этой честностью гордиться,

      но трусости нельзя не устыдиться.

           Над горькой размышляю повестью:

      как честность обернулась подлостью?..

      «Есть печаль – густа, как в сотах мед…»

           Есть печаль – густа, как в сотах мед

      или плач янтарный сосен жарких,

      есть глаза – как первый утлый лед

      в колеях, разведших осень в парках.

           Горесть, сладость – в сердце про запас

      нам, как для зверенышей игривых:

      медленно мигнул "павлиний глаз",

      ощетинив у щенка загривок.

           Но о том, что кончилась игра,

      осень объявления расклеит,

      и наступит пресная пора,

      и волчонок за ночь повзрослеет.

           Пусть дождем разбавится печаль —

      я утком втянусь в его волокна

      и поставлю глаз моих печать

      на твои