Автопортрет. Стихотворения. 1958–2011. Владимир Бойков

острия.

           Не оплачут печали ночные

      ни метелица, ни плачея.

           Мир живой и ушедший восходят

      с двух сторон их внимающих глаз.

           И обменится жар мой на холод

      твой в мирах, совмещающих нас.

           Свечи теплятся здесь, а напротив —

      два печальных, два тонких плеча,

      неразумною мыслью о плоти

      ослепляя и горяча.

      «Ночник лучится в потолок…»

           Ночник лучится в потолок,

      чернеется окна страница,

      и, словно мысль моя, кружится

      полуослепший мотылек.

           – Моей бессонницы наперсник,

      с какой ты прилетел звезды,

      больного образа соперник,

      его затмить стремишься ты,

      но с наступлением рассвета,

      вонзившись, затрепещет нож,

      и ты в нездешнем мире где-то

      прообраз образа найдешь…

           А день и вовсе недалек,

      и солнце тянет луч, раздобрясь.

           Передо мной все тот же образ —

      полуослепший мотылек.

      «По захоложенному маю…»

           По захоложенному маю,

      где рыжим почкам невтерпеж

      в зеленую одеться дрожь,

      иду и память обнимаю,

      и холодею на ветру,

      и выстываю, словно печь,

      но в памяти есть память рук

      с теплом твоих янтарных плеч.

           Иду и прикрываю веки,

      тебя за веками держу —

      меня, слепого, хлещут ветки,

      но я тебя не покажу,

      самим собой тебя окутав.

           Обыкновенным притворясь,

      иду, с ума схожу, как будто

      я вор, укравший в первый раз.

           Иду наедине с тобою,

      но вздох уже далече твой:

      приду в себя, глаза открою

      и не увижу ничего…

      «Он мне сказал: ее уж нет…»

           Он мне сказал: ее уж нет.

           А я не мог понять.

           Шел белый снег из тьмы на свет

      и все хотел обнять.

           Мне молвила через порог,

      что полюбила вдруг.

           Я обернуться к ней не мог.

           Но вот замкнулся круг.

           И нет ее.

           А я живу

      и не могу понять,

      как смерть посмела синеву

      у дней живых отнять.

      «Свеченье глаз твоих…»

           Свеченье глаз твоих…

           Я был на что-то зол, —

      теперь уже не помню, – я пришел

      тебя встречать и приготовил злое,

      но все забыл и смолк на полуслове…

           На полуслове смолк – в меня вошло

      свеченье глаз твоих: сквозь сумрачное зло

      моей души проникло и легло

      в укроме самой, дожидаясь дня —

      вновь засветиться и простить меня…

           Свеченье глаз твоих, свеченье твоих глаз!

      «Снег падает, снег ластится…»

           Снег падает, снег ластится,

      на языке сластит.

           Зима в венчальном платьице —

      лукавый