Автопортрет. Стихотворения. 1958–2011. Владимир Бойков

храмы,

      берез колонны возведя.

           И тем из рощи – на прибрежье

      крутом – не насторожен взгляд,

      как свет сквозь влажный воздух брезжит

      на эту тишь, на эту гладь.

           И к шумно вдруг вскипевшим кронам

      глаза невольно вознеслись:

      играет дождь в плену зеленом —

      с листа на лист, с листа на лист!

           И ты, гармонии искатель,

      из плеска музыку творя,

      не замечаешь, что из капель

      играющих одна – твоя…

      одна – твоя…

      «Пронзила существо мое тоска…»

           Пронзила существо мое тоска:

      живое чувство носят в сердце люди,

      в себе и я, как в потаенном чуде,

      и тайна несказанна, хоть близка.

           Имея ту же самую природу,

      пронзила существо мое тоска,

      неистово клокочет у виска,

      и рвется на смертельную свободу.

           Пронзила существо мое тоска,

      которую не выведать бумаге, —

      как безысходный родничок в овраге,

      пульсирует в душе моей строка.

      «А день был рыж…»

           А день был рыж.

           Кружило солнце промеж крыш

      лисой, играющей хвостом.

           Подумаю – зажмурюсь:

      день был хорош!

      «Весенние кроны…»

           Весенние кроны

      еще лишь на днях

      висели зеленым

      дождем на ветвях.

           Я знаю два самых

      чарующих дома:

      там сумерек запах,

      здесь воздух черемух,

      там зритель я завтра,

      здесь нынче актер, —

      кулисы театра

      и леса шатер!

           В излюбленном блещет

      вода эпизоде,

      листва рукоплещет

      прекрасной погоде,

      и я с той галеркой

      согласно томим

      негромкою ролькой —

      собою самим.

      «Миг печали казался почти беспредельным…»

           Миг печали казался почти беспредельным,

      сладко пели сирены в теченье метельном,

      я поддался тому исступленному мигу —

      за метелью пустился читать ее книгу,

      с шелестящим томленьем струится, струится

      по дороге Борея страниц вереница.

           Истекают печали, и метели стихают,

      будто слезы на чистых листах высыхают,

      и следа не найдешь от былого кипения.

           И не читана книга, и не слушано пение.

      Пришествие

           И снова возвращается гулена,

      когда краснеют ветви оголенно

      в березовом лесу и ветер влажный

      гоняет по асфальту клок бумажный.

           Во всякий час – едва за город выйдешь —

      одну ее хлопочущую видишь,

      когда в руках, подобных смуглым соснам,

      белье снегов полощется под солнцем,

      чтоб на ветру повиснуть для просушки, —

      и облачные пухлые подушки

      на синие ложатся покрывала.

           Как будто слишком долго изнывала

      по