Под Золотыми воротами. Татьяна Луковская

к следопыту.

      – Их ли кобыла, может рязанцев? – он тоже внимательно стал рассматривать окоченевший труп.

      – Уздечка нашей работы, суздальской. Они это, точно вам говорю, они.

      Любим запахнул плотнее корзень, прячась от пробирающего до костей мартовского ветра. Взгляд задумчиво блуждал по мертвой лошади.

      – Чего тут думать, – раздался басистый голос сотника Якуна, – к Пронску они подались. Там и перехватывать нашего петушка нужно.

      Любим не спешил отвечать, мысли верткими белками скакали в голове: «Ну, допустим, удирали, оторваться побыстрей хотели, коней измучили, молодую кобылку совсем загнали, а узду приметную не сняли, так как больно спешили, возиться не захотели. Но оттащить в сторону да талым снегом присыпать или ветками прикрыть можно было? А так эта кобыла на дороге, что камень верстовой15: „Вот, мол, смотрите, мы к Пронску утекаем, не отставайте“. Что-то здесь не то, чую, что не то».

      – Следы есть? – нахмурил он брови.

      – Следов-то много. От Доброго к Пронску путь наезженный, – развел руками Щуча.

      – Любим Военежич, время теряем, – нетерпеливо похлопал плетью по сапогу Якун, – и так отстали.

      – Дружине привал, кашу варить! – неожиданно скомандовал Любим.

      – Белены объелся, – зашипел на него Якун, – какая каша?! Три дня как проскакали!

      – При бестолковой спешке муху долго можно по горнице гонять, а все на нос садиться будет, – подмигнул Любим опешившему сотнику. – Щуча, сыскарей своих ко мне!

      Якун недовольно сплюнул.

      Сотника Якуна, сильного, но шумного и бестолкового, под руку к Любиму отрядил сам светлый князь Всеволод, отказаться было нельзя. И Любим терпел и грубоватые шутки, и вечные попытки Якушки перетянуть власть на себя. Сотня Якуна почти вся полегла в битве при Колокше, оставшегося с двумя десятками ратных сотника князь и дал воеводе в подкрепление, изловить мятежного Ярополка.

      Растянувшись на попоне у костра, Любим вспоминал, как после битвы, заляпанный грязью и кровью князь, подлетел к нему и с молодой горячностью начал, нет не говорить, а кричать в самое ухо:

      – Ярополк, сукин сын, сбежал! Всех схватили, а этот из рук утек. Бери людей, сотню свою поднимай, всех забирай и Якушку прихвати. Большой силой идите, чтобы рязанцы присмирели. Поймай его, слышишь, поймай! Личный ворог он мой. С рязанцев требуй, чтобы выдали, грози, надо будет заложников из нарочитых похватай. Что хочешь делай, только, чтобы Ярополк в порубе владимирском оказался.

      – А ежели все равно не выдадут, упрутся? – Любим всегда просчитывал все возможные повороты.

      – Тогда, – Всеволод неторопливо отер снегом лезвие меча, юношеская запальчивость слетела с князя как осенний лист с ветки, – тогда войско мое на них придет, грады приступом брать стану, створю как братец мой Киеву16, – в глазах Всеволода блеснул злой огонек.

      Поторапливать Любима не пришлось, он и сам жаждал поквитаться с Ростиславичем, к беглому князю у него была личная ненависть,

15

Расставленные вдоль дорог верстовые камни помогали путникам не сбиться с пути (верста – единица измерения расстояния).

16

Войска Андрея Боголюбского разграбили Киев в 1169 году.