Период первый. Детство. Евгений Орлов

раз будет. Я тебе сейчас её в сумку положу, чтобы не потерял.

      – Ой, не надо, крестный, – попросил я, – лучше её за пазуху положить, а то она в сумке там вымажется. Она такая белая!

      – За пазуху, так за пазуху, – согласился он и засунул мне сверток за пазуху, так чтобы часть рубахи выглядывала наружу. А потом спросил:

      – Ты погостишь с нами или домой идти будешь?

      – Что Вы? Задерживаться никак нельзя. Я же всей родне теперь вечерю буду нести, – гордо объявил я.

      – Как? И к нам придешь? Деду Ивану тоже принесешь?

      – Не, на Бочанивку меня пока одного не пускают. Но ничего, дедушка же Иван у нас колеса тешет, и они уже обедали.

      – Конечно, если обедали, то обойдутся и без вечери, – усмехнулся крестный.

      – Так я пойду?

      – Конечно, иди. У тебя вон сколько дел сегодня.

      Когда я вернулся домой, плотников уже не было. Сегодня святой вечер, и они ушли с работы раньше. Меня заставили раздеться. Сказали, что нужно обогреться, хоть я совсем не замерз. Долго рассматривали подаренную мне рубаху. Затем бабушка вымыла миски, в большую миску положила новую порцию кутьи и налила в неё немного воды с растворенным в ней медом.

      Дедушка спросил:

      – Ты меду не пожалела? Сладкая вода?

      – Я его в горячей воде растворяла, а потом остудила, она хоть и кажется жидкой, а сладкая очень.

      – А полила что так мало, как украла?

      – Мне не жалко. Только он ещё не проследит, где-нибудь наклонит, и выльется все в сумку. А так и кутья сладкая, и вода не выльется. Поэтому и миску не до верху наполняла.

      – Ну, смотри, тебе видней, – согласился дедушка.

      Мне следовало отнести вечерю через дорогу дедушке Антону, затем в соседний дом к бабушке Полтавке, а потом за Дерезовую кручу, на бугор к бабушке Явдохе.

      Зашел во двор к дедушке Антону, поскользнулся и чуть не выронил сумку с кутьей. Спуск во двор у них был крутой и скользкий. Тогда я подошел к хате, оперся одной рукой на прызбу31 и спустился во двор, придерживаясь за неё. На крылечке снега не было. Поднялся по ступенькам и постучал в дверь. Дверь открыла бабушка Фёкла, сказала:

      – Проходи, – и пошла в хату.

      Я перешагнул через высокий порог, закрыл дверь в сени, открыл дверь в хату и зашел в хатыну. Дедушка Антон сидел на покути32, бабушка села рядом. Остановившись у порога, я старательно произнес положенные слова. Внимательно выслушав меня, дедушка сказал:

      – Ты знаешь, Женя, я ничего не расслышал. А ну-ка, повтори все погромче.

      Немного смутившись, я повторил все слова громче и только под конец заговорил тихо.

      – Не-е. Не пойдет, – возразил опят дедушка Антон. – Давай по новой.

      – Хватит Вам парня смущать, – встала на мою защиту бабушка.

      – Ничего, ничего. Я слышал, как он дома ловко все рассказывал, пусть постарается.

      Тогда я набрал побольше воздуха и громко почти прокричал все, что нужно было

31

Прызба – что-то среднее между цоколем и завалинкой. Нижний венец рубленой хоты ставили на высокие каменные валуны. А пространство от земли до первого венца сруба огораживали плетнем. Плетень выступал за границы сруба четверти на две (так чтобы камни были внутри плетня). Внутреннюю часть сруба заполняли землей, землю утрамбовывали и застилали жидкой глиной, перемешанной с соломой. Снаружи плетень сначала обмазывали глиной, замешенной с соломой, а потом гладко штукатурили глиной, замешенной с песком и конским навозом. После высыхания красили желтой глиной, которую приносили с охрового завода Лучшего места, чтобы посидеть в сумерках, трудно было найти.

32

Покуть – в хатыне, место на лаве, за обеденным столом, в святом углу под образами. Законное место хозяина. Самое главное место за столом и в хате.