Самшитовый лес. Михаил Леонидович Анчаров

Поэт поднимает руку.

      – Вам куда? – спрашивает водитель.

      – До Внукова. Нам к самолету.

      – Да что вы, гражданин! Обратно порожняком гнать. Тридцать километров. Праздники все же.

      – Сколько в два конца? – спрашивает поэт, роясь в карманах.

      – Рублей шестьдесят.

      Он меня спрашивает:

      – Вам непременно надо сегодня ехать?

      Я киваю.

      – Послушайте, – спрашиваю я, а сама почти реву. – Скажите, бывает любовь с первого взгляда?

      – Понятно… – говорит он. – Да, повезло Володе…

      И тут поэт достает двадцать рублей и мелочь. И тут водитель свистит и уезжает. И тут я понимаю, что деньги, на которые он мне сделал подарок, у него последние. У меня все холодеет и содрогается.

      – Можно кому-нибудь продать туфли… – говорю я.

      – А вы по шее не хотите получить?

      – Нет, вы скажите… – говорю я.

      – Стойте здесь, – говорит он. – Никуда не ходите. В случае чего – вон там стоит милиционер. Ждите меня.

      Потом он ушел и пропадал больше получаса. Потом он вернулся и прикатил велосипед. Откуда он его взял, я не знаю. Четвертый час ночи.

      Он снял плащ, свернул его и положил на багажник велосипеда. Потом провернул педаль и перекинул ногу через раму.

      – Садитесь на багажник, – сказал он.

      – Нет! – говорю я.

      – Садитесь! – орет он.

      Я усаживаюсь на багажник и свешиваю набок голые ноги, обутые в дорогие туфли-иголочки с кожаными цветками. Он нажимает на высокую педаль и вскакивает в седло. Господи, какая я была дура!

      – Держитесь, вы, букашка, – говорит он. – Начинаем идиотский аттракцион… Поэт и его муза, или двойное сальто на велосипеде. Смертельный номер. Без сетки. Музыка играет медленный вальс…

      Пустынная предпраздничная московская улица летит нам навстречу.

      – Держитесь! – говорит он. – Крепче.

      Я обхватываю его за талию.

      – Я держусь… – говорю я.

      Мчится велосипед.

      Мчатся пустынные московские улицы, кое-где украшенные плакатами. Видно, что столица готовится к празднику.

      Впереди возникают мерцающие стекляшки больших литер «МОСКВА». Открывается бесконечная перспектива Внуковского шоссе.

      – Вы не замерзли? – спрашивает он.

      – Пока нет.

      – Ненормальная девица.

      – Я нормальная, – говорю я.

      …Он перестал вертеть педали.

      Шоссе летело нам навстречу. Тень наша то, короткая, летела впереди велосипеда, то мчалась, длинная, когда мы удалялись от фонаря.

      – Катя, – позвал он.

      Помалкиваю.

      – Катя… эй!..

      – Что?

      – Вы там не заснете случайно?

      – Нет.

      Видимо, голос у меня сонный. Потому что поэт жмет на тормоз. Велосипед замедляет ход и останавливается. Поэт упирается ногами в асфальт.

      – Слезайте, – говорит он.

      – Зачем?

      Я слезаю. Поэт тоже. Я стою и хлопаю сонными глазами. Он берет с багажника свой плащ и перекидывает его на раму. Складывает его еще