Коронованный рыцарь. Николай Гейнце

Граф Ростопчин и сам получил почти так же все свои чины, хотя и не с такою скоростью. Павел Петрович в первые дни своего царствования сказал ему:

      «Ростопчин! Жалую тебя генерал-адъютантом, обер-камергером, генерал-аншефом, андреевским кавалером, графом и жалую тебе пять тысяч душ. Нет, постой! Вдруг это будет слишком много! Я буду жаловать тебя через неделю!» Так и жаловал, каждую неделю по одной милости…

      Иван Сергеевич замолчал.

      Виктор Павлович сидел задумавшись.

      – Так теперь Владимир Сергеевич ваше превосходительство?

      – Форменное…

      – А что Зинаида Владимировна? – дрогнувшим голосом спросил Оленин.

      – Ага, теперь я понимаю! – вдруг вскрикнул Иван Сергеевич.

      – Что понимаешь, дядя? – испуганно посмотрел на него Виктор Павлович.

      – Да больше половины: почему ты сидел в Москве и никак не мог принять из опеки свои именья… видимо, ты попал под другую опеку.

      Оленин смутился, покраснел и опустил глаза.

      – Под какую опеку, дядя… я не понимаю…

      – Рассказывай, брат, не понимаешь; нет, ты у меня лучше не финти… Все равно не проведешь… Старого воробья, брат, на мякине не обманешь… Что же, ты в таком возрасте… Это понятно… Всякому человеку определено таскать это бревно за собою… Жениться думаешь, исполать… Еще Лютер, немецкий поп, сказал, что кто рано встал и рано женился, никогда о том не пожалеет… а я скажу, кто рано не женился, тот никогда не женится, если, конечно, у него здесь все дома…

      Дмитревский указал пальцем на лоб.

      Виктор Павлович слушал молча.

      – Женитьба, брат, это неизбежная глупость… Одна из трех глупостей, которые делают люди: родятся, женятся и умирают…

      – Ты, однако, дядя, избежал средней.

      – Я что, я только исключение, подтверждающее правило… Но это в сторону… Хочешь глупить, глупи… Я не удерживаю и не отговариваю… Общая участь, почти та же смерть… Мне лично, впрочем, всегда бывает веселей на похоронах приятелей, нежели на их свадьбах.

      – Это почему?

      – Да там их, по крайней мере, хоронят другие… Но я опять уклонился от предмета… Вот выбор твой не одобряю… Пелагея… или как ее там по-модному, Полина, – я так Полей зову, – лучше…

      – Да ведь они так похожи друг на друга.

      – Да, но та поменьше ростом, а из двух зол надо всегда выбирать меньшее.

      Иван Сергеевич засмеялся.

      Улыбнулся невольно и Оленин.

      – Это, впрочем, шутка, а если говорить серьезно, то я скажу тебе вот что: похожи-то они лицом очень, но душой далеко нет. Физически они почти одинаковы, но нравственно различны. Это небо и земля.

      – Которая же земля?

      – Конечно, твоя Зинаида… Ее и тянет к земле, к земному, а та, другая… та парит в эмпиреях, ту я люблю… Она хорошая… Женись лучше на второй… – вдруг неожиданно даже привстал на локоть Дмитревский.

      – Да что вы, дядя, я ни на ком не думаю еще жениться…

      – Врешь, брат, по глазам вижу, что врешь… Или, может, у вас с Зинаидой все уже покончено?

      – Помилуйте,