Коронованный рыцарь. Николай Гейнце

том-то и дело, что запрягли… Я было и так и сяк, ничего я не хочу-де, кроме спокойной жизни в отставке, так нет, не отвертелся.

      – Что ж, сам государь тебе предложил, дядя, снова поступить на службу?

      – Сам не сам, а почти что сам; цесаревичу Александру Павловичу приказал спросить, чего я желаю… Я сказал было, что ничего, но его высочество заметил, что государь будет недоволен таким ответом. «Так передайте, ваше высочество, его величеству, что желаю посвятить всю свою жизнь службе ему и отечеству», – отвечал я.

      – Ну и что же?

      – Ну, пока ничего, а каждый день надо ожидать назначения…

      – В военную?..

      – Едва ли… вакансий здесь для меня нет… верно, по штатской…

      – Что же, это полбеды, ты, дядя, совсем еще молодой человек, стыдно лениться, надо служить… Вот я…

      Он остановился.

      – Кстати, что обо мне говорить, от судьбы не уйдешь… поговорим именно о тебе… Что ты станешь теперь делать?

      Оленин передал Ивану Сергеевичу свой мимолетный разговор с Архаровым и обещание последнего доложить о нем государю.

      – Это счастливо… Вот уж именно нет худа без добра, моя глупая история послужила тебе на пользу… Николай Петрович самый близкий человек к государю, он сумеет найти хороший час и сумеет доложить… Я ему напомню его обещание.

      – Спасибо, дядя, – протянул ему руку Оленин.

      Дмитревский пожал эту руку своей могучей дланью, вполне гармонировавшей с его высоким ростом.

      – Но почему ты такой скучный, растерянный? Ужели на тебя так повлияло это исключение… Ободрись… Все перемелется, мука будет…

      – Нет, я не о том… так… что-то мне не по себе… – уклончиво отвечал Виктор Павлович. – Что Похвиснев, ты о нем что-нибудь знаешь?.. Он был сюда вызван с фельдъегерем… Семья так перепугалась, поскакала за ним.

      – Напрасно совершенно… он генерал.

      – Как генерал? Из майоров?

      – Да, из майоров… Это замечательная история… О ней говорит весь Петербург.

      – Вот как, а я не слыхал. Впрочем, ведь я безвыходно почти три дня просидел в четырех стенах.

      – Как это тебе не рассказал Петрович?

      – Я не заводил с ним о них разговора, да после обыска у него он, вопреки своему обыкновению, сделался молчалив.

      – Вот как! Ну, теперь снова разговорится.

      – В чем же дело? Как же это он сделался вдруг генералом?

      – Да так… Привезли его прямо во дворец, доложили государю.

      «А! Ростопчин! – обратился Павел Петрович к одному из своих генерал-адъютантов. – Поди скажи, что я жалую его в подполковники».

      Ростопчин исполнил и возвратился в кабинет.

      «Свечин! – обратился он к другому. – Поди скажи, что я жалую его в полковники».

      И тот исполнил.

      «Ростопчин, поди скажи, что я жалую его в генерал-майоры».

      «Свечин, поди скажи, что я жалую ему анненскую ленту».

      Таким образом, Ростопчин и Свечин ходили и попеременно жаловали майора Похвиснева, сами не понимая, что это значит. Майор же стоял ни жив ни мертв.

      После