Коронованный рыцарь. Николай Гейнце

усеяна была кибитками скачущих гвардейцев, в некоторых сидели матери с совсем маленькими детьми.

      Слух о созыве всех отлучных гвардейцев распространился, как мы уже имели случай заметить, подобно электрическому току, почти в один миг по всему государству и произвел повсюду страшный переполох.

      Не было ни одной губернии, ни одного уезда – словом, ни одного угла в государстве, где бы не было отлучных и находящихся в отпусках гвардейцев.

      Повсюду их было множество, и больших, и взрослых, и малолетних.

      Все они были встревожены неожиданным повелением, строгость которого повсеместная молва увеличила в сто раз.

      Говорили, что велено тотчас ехать к своим полкам и явиться непременно в срок, а кто не явится, будут не только исключены из военной службы, но имена их будут сообщены герольдии, чтобы никуда их более не определять.

      Этот преувеличенный слух нагонял на всех положительный ужас, и нельзя себе представить, какие произошли повсюду смятение, жалобы и плач среди отлучных и отпускных гвардейцев и их близких.

      Многие, живя целые годы на свободе в деревнях, даже поженились и нажили себе детей, которых тоже записали в гвардию унтер-офицерами, хотя и сами еще не несли никакой службы.

      Положение их было не из приятных, и они не знали, что им делать и как появиться перед лицом монарха; они должны были бросить своих жен и спешить в столицу.

      Большинство горько раскаивалось, что, по примеру других, не вышли уже давно в выпуски или в отставку и проживали по нескольку лет в сержантских чинах, дожидаясь гвардейского офицерства.

      Браня на чем свет самих себя, они ехали, с ужасом представляя себе все трудности службы.

      Иные надеялись в том же году быть капитанами; вдруг эти надежды оказались разбитыми, и они ехали повесивши головы.

      За малолетних и несовершеннолетних горевали их родители.

      Из них в особенности были поражены отцы и матери тех малолетних, записанных в гвардию детей, которые совсем были неспособны к службе.

      Все эти солдаты-дети также требовались в полки как отпущенные до окончания наук в свои дома.

      Не знали, что делать с этими малолетними.

      К особому несчастию, многие из них, по жадности родителей и по протекции, считались давно уже на действительной службе, а некоторым были прибавлены года, и по полковым спискам они значились шестнадцати- и восемнадцатилетними, когда на самом деле им не было иногда и десяти лет.

      Как было показаться с такими в Петербурге?! А ехать все же было надо.

      По всей России раздались жалобы и стоны, всюду слышались слезы и рыдания.

      Но все это не могло вызывать ни малейшей жалости в трезво и беспристрастно смотрящих на вещи людях.

      Это было наказание нашему дворянству за наглое злоупотребление во зло милости великой монархини, за непростительный обман при записке в гвардию младенцев.

      Взрослые гвардейцы тоже не заслуживали сожаления.

      Они жили по городам и селам в совершенной праздности и помышляли не о службе, а о вертопрахстве, мотовстве и буйстве.

      Они