Как Бог съел что-то не то. Джудит Керр

папа читал текст, который недавно написал – в гостиничной комнате, на разбитой пишущей машинке – про Берлин. Перед глазами Анны вставали улицы, парки… Небольшой отрывок был посвящен их дому… Да, все очень точно описано, подумала Анна.

      А вот люди, среди которых мы жили, писал папа: соседи, владельцы лавочек, садовник, следивший за садом (Анна его почти и не помнила), секретарша с совиными глазами, которая перепечатывала папины рукописи… В зале засмеялись: этот пассаж был смешным… Где сейчас все эти люди? – спрашивал папа. Круглоглазая секретарша вскидывает руку в гитлеровском салюте? Бакалейщик вступил в отряд штурмовиков, или его отправили в концлагерь? Что стало со всеми ними после того, как нацисты присвоили себе страну? (Тут папа употребил очень резкое слово, от которого у слушавших сначала перехватило дыхание, а потом они с облегчением рассмеялись.) Мы не знаем, сказал папа. Всех их сожрал Гитлер. Но, может, когда-нибудь кто-то из нас туда вернется, и все будет выглядеть так же, как в прежние времена: улицы, рощицы, дом…

      Текст заканчивался словами, с которых начинался: «Когда-то я жил в Берлине…»

      С минуту все сидели молча. А потом писатели все как один поднялись со своих мест – и захлопали, захлопали. Когда папа сошел с подиума, его тут же окружили, поздравляя и пожимая руку. Анна держалась сзади, но папа отыскал ее возле самой двери и спросил:

      – Тебе понравилось?

      Анна кивнула, но больше ничего не успела сказать: их увлекли в комнату, где ждал чай. Стол был накрыт с невиданной роскошью. И хотя одни писатели пытались себя сдерживать и не сразу бросались к столу, другие не могли устоять. Чаепитие организовала главная секция писательского клуба – английская, и кто-то из английских писателей тоже присутствовал на встрече. Пока Анна, поедая эклер, пыталась выразить, как ей понравился папин текст про Берлин, один английский писатель подошел к ним поговорить.

      – Я слышал аплодисменты, – сказал он. – О чем вы читали?

      Папа, как обычно, не понял, что его спросили, и Анне пришлось переводить.

      – Ах, вот в чем вопрос! – воскликнул папа.

      Выражение его лица изменилось: он настраивался говорить по-английски.

      – Я гофорил… – произнес он, как обычно коверкая слова. – Я гофорил о Германии.

      Книжный, прямо-таки «шекспировский» акцент папы ошеломил англичанина, но он тут же оправился.

      – Все были явно потрясены! – заметил он. – Хотелось бы и мне понимать, что вы читали!

      Анна вернулась к Бартоломью позже, чем обычно. Там ее ждало письмо от Макса. Макс приглашал ее на выходные в Кембридж. «Все происходит сразу!» – подумала Анна. И, забыв о своей стеснительности, рассказала миссис Бартоломью о приглашении Макса, о том, как папа читал в клубе рассказ, и о том, что перед ней открываются новые перспективы.

      – Окончив курсы, я смогу зарабатывать три фунта стерлингов в неделю! – гордо сообщила Анна.

      Но миссис Бартоломью, совсем как папа, не смогла скрыть сожаления.

      – Это