Тут и там. Александр Петров

чувствует, как

      на спине

      часы спешат, считая

      его век.

      Последняя четверть

      луны

      ходит вкруг

      его головы.

      И спутницы темной,

      воровки

      (потому и светит),

      тело тоже стареет,

      но она новолунье

      носит в запасе,

      как имущество,

      унаследованное без заслуг.

      Число дней,

      часов, секунд

      до её возрождения

      словно врезано

      в камень,

      лунный или земной.

      Она сегодня

      вываливается,

      как старуха у Хармса,

      из окна,

      а завтра на веточке яблони

      будет сидеть – красивая, молодая,

      вроде, без греха.

      Не то что он,

      человек!

      Он – беззапасный.

      Всё, что годами

      копил, хранил, боронил

      от порчи, прятал – зря!

      Не впрок!

      В запасе у него

      не когти,

      как у кошки —

      смерть не вспугнет,

      когда стукнет срок.

      Четвертой четверти

      конец не отсрочить,

      как свадьбу.

      А блины,

      водка, селедка, икра —

      годны для покойника

      и для жениха.

      Как и труба.

      Но в его почтенном возрасте

      разница между похоронами

      и женитьбой

      (или просто сексом,

      если еще мужчину

      привлекают зрелые дамы) —

      в таблетках виагры.

      Афродизиаки,

      в том другом мире,

      ни к чему.

      Как и клистир,

      между прочим.

      А когда ангел

      начнет трубить,

      что до его ног

      доползла

      заветная черта, —

      никто не знает.

      Знает – Бог.

      Ну, и черт,

      виновник торжества.

2011

      Франческа да Римини

      Виктору Дозорцеву

1

      Конечно, вы

      читали этот ветер,

      смерч под корнями сумрачного леса,

      под пластами красной земли.

      И адского спектакля

      вам режиссер

      известен,

      он враг мракобеса

      и сторож

      непричудливой любви.

      Он телеса

      грешников,

      в плену у страсти,

      несравнимой ни с чем

      под малым небосводом,

      превращает в тени.

      А в вечных селениях

      над скорбной тенью

      властен огненный вихрь,

      продувший и меня,

      хоть был я там, в аду,

      пока как зритель.

      Вергилий,

      нетленный

      и как «родник

      бездонный»,

      он и мой учитель.

      А в веру

      погруженный

      Данте Алигьери —

      он сострадающий проводник

      в повести

      о гибели в час любви

      Паоло Малатеста

      и Франчески да Римини.

2

      Стихи о горестной любви

      в