Книга Призраков. Сэбин Бэринг-Гулд

жизни на, если можно так выразиться, более легкомысленный, или же, если у них сохранялись религиозные устремления, следуя замысловатыми путями через англиканскую церковь, оказывались в объятиях Рима.

      Такова была система, воздействию которой подверглась резвушка Летиция и от которой не было спасения. Следствием было то, что она рвалась из этих цепей и часто обижалась на свою тетку.

      – Тетя Ханна! Мне хочется чего-нибудь почитать.

      Спустя время, после возражений и презрительных отказов, ей было разрешено прочитать Мильтона.

      – Мне очень понравился Комус, – сказала она по прочтении.

      – Комус! – ахнула мисс Маунтджой.

      – И еще L'Allegro и Il Penseroso, они очень неплохи.

      – Девочка моя. Эти произведения были написаны бессмертным поэтом до того, как у него открылись глаза.

      – Но я думала, тетя, что после того, как ослеп, он продиктовал только Потерянный Рай.

      – Я имею в виду глаза души, – суровым тоном пояснила старая леди.

      – Мне бы хотелось прочитать что-нибудь историческое.

      – Прочти Dairyman's Daughter.

      – Уже прочитала. Ненавижу.

      – Боюсь, Летиция, что вы исполнены горькой желчи и опутаны узами неправды.

      К несчастью, сестры очень редко виделись друг с другом. Это случалось, когда леди Лейси и Бетти наведывались в город, но даже тогда мисс Маунтджой прилагала все усилия, чтобы сестры общались как можно меньше.

      В один из таких приездов в Лондон, леди Лейси позвонила и осведомилась, не может ли она взять Летицию с собой в театр. Мисс Маунтджой пришла в ужас, ответила резким отказом, а заодно выразила свое мнение относительно лицедейства на сцене и тех, кто смотрит подобные действа, в сильных и чрезвычайно нелестных выражениях. Пока она опекает Летицию, она ни в коем случае не позволит ее душе подвергнуться угрозе, исходящей из такого богопротивного места. Леди Лейси оказалась в некотором смущении и высказала большое сожаление по данному поводу.

      Бедная Летиция, услышав об этом предложении, обрадовалась, но, узнав о решительном отказе, разразилась слезами и пришла в неописуемую ярость. Он побежала в свою комнату, схватила Clayton's Sermons и, разорвав в клочья, разбросала по полу, после чего принялась топтать ногами обрывки страниц.

      – Летиция, – сказала мисс Маунтджой, обнаружив содеянное, – вы дитя гнева.

      – Почему я не могу пойти туда, где есть что-то, что мне очень хочется увидеть? Почему вы не позволяете мне слушать прекрасную музыку? Почему я должна всегда пребывать в скорби?

      – Потому что эти вещи от мира, они мирские.

      – Если Господь ненавидит все прекрасное, то зачем он создал павлина, колибри и райских птиц, вместо того чтобы наполнить мир домашней птицей?

      – Вы думаете о мирском. Вам никогда не попасть на небеса.

      – Какое счастье меня ждет – если святые не занимаются ничем, кроме миссионерских встреч, на которых поучают друг друга. Чем еще они занимаются, кроме