Книга Призраков. Сэбин Бэринг-Гулд

Семи Спящих.

      – Дорогая, я бы нисколько не удивилась, если бы ты проснулась не раньше полудня. После первого бала ты, должно быть, очень устала.

      – Я имела в виду – прошлой ночью.

      – Что – прошлой ночью?

      – Ну, когда я одевалась…

      – О, ты была пунктуальна. Когда я подъехала, ты уже ждала меня в холле.

      Недоумение девушки все возрастало.

      – Уверена, что ты получила массу удовольствия, – продолжала тетка. – Но большую часть танцев ты отдала капитану Фонтанелю. Если бы мы были в Эксетере, это вызвало бы разговоры, но здесь тебя знают немногие; тем не менее, леди Бельгроув наблюдала за вами.

      – Надеюсь, дорогая тетушка, что вы не очень устали, – сказала Бетти, меняя тему разговора, приводившего ее в недоумение.

      – Ну, что ты, мне нравятся балы; они напоминают мне о моей молодости. А ты вчера выглядела бледной и утомленной. Должно быть, от сильного волнения.

      Сразу же после завтрака Бетти поспешила к себе в комнату. Ее терзал смутный страх. Единственным разумным объяснением происшедшего был сомнамбулизм; она отправилась на бал, будучи в состоянии сна. Она – сомнамбула. Что она говорила и делала, пока находилась в этом состоянии? Как было бы ужасно проснуться в середине танца! Она, по всей видимости, собралась, отправилась к леди Бельгроув, всю ночь танцевала, вернулась, переоделась, снова легла – и все это во сне.

      – Кстати, – сказала ей тетка на следующий день, – я взяла билеты на Кармен в театр Ее Величества. Не хочешь ли пойти со мной?

      – С превеликим удовольствием, тетя. Это будет восхитительно. Я слышала арию Тореадора, но никогда не слышала оперу целиком.

      – А ты не слишком устала?

      – Нет, нет, тысячу раз нет, я готова отдать все на свете, лишь бы поехать в оперу.

      – Какое платье ты думаешь надеть?

      – Я думаю, черное; и еще украсить волосы розой.

      – Прекрасно. Это черное платье тебе очень идет. Думаю, ты не могла бы сделать лучший выбор.

      Бетти была на седьмом небе. Она бывала в театре, но никогда еще не посещала настоящую оперу.

      Вечером ужин был подан рано, необычно рано, и Бетти, зная, сколь мало времени ей понадобиться, чтобы одеться, прошла в маленькую оранжерею и присела там. Аромат гелиотропов был очень силен. Бетти называла их вишневым пирогом. Она взяла либретто и стала его просматривать; но глаза ее, неожиданно для нее самой, стали слипаться, и хотя она совершенно не собиралась спать, через некоторое время крепко уснула.

      Она проснулась от холода и почувствовала, что тело ее затекло.

      – О Господи! – сказала она. – Надеюсь, я не опоздала? Но что это… уже рассвело?

      За окнами оранжереи занимался день.

      Пораженная, она вышла. В холле и на лестнице еще царил мрак, она на ощупь проследовала в свою комнату и включила свет.

      Перед ней, на кровати, лежало ее черно-белое муслиновое платье; на столе белые перчатки с двенадцатью пуговичками, рядом с веером. Она взяла их, под ними, немножко помятая, оказалась театральная программка.

      – Как