Без тебя. Сергей Павлович Степанов-Прошельцев

Безжалостна давняя память,

      она вызывает какую-то странную ревность,

      уж лучше и дальше, как прежде, стремительно падать

      в болото печали, а значит, в свою повседневность.

      Я всё забываю. Я буду с годами суровей.

      Пройду без заминки по льду осторожности тонком.

      Не надо, прошу я, не хмурь свои белые брови —

      ведь их обесцветило солнце до осени только.

      * * *

      Я буду приходить по четвергам —

      худой, как у камина кочерга,

      в плаще до неприличия потёртом,

      когда молчит охрипший телефон,

      ты извини: я – это только фон,

      унылый фон, увы, для натюрморта.

      Художник не напишет этот бред:

      тут фруктов нет, нарциссов тоже нет,

      а есть тоска, мы к ней теперь приступим.

      Она везде, куда ни наступи,

      она, как будто марево в степи,

      колышется незагустевшим студнем.

      А может, не приду я никогда,

      я это так, спонтанно, нагадал,

      чтоб воскресить, чему не быть в помине,

      что быть могло, но быть не суждено,

      я это знал, я это знал давно,

      но в этом я ни капли не повинен.

      Я виноват, пожалуй, только в том,

      что не стучусь в тот опустевший дом,

      не ем омлет, тефтели с кашей пшённой,

      что никакая мы с тобой семья,

      что в этом доме не остался я

      штрихом случайным и незавершённым.

      * * *

      Давно все забыто. Сгорела мечта без огарка.

      Живу, как придётся, скукоженный, как запятая.

      Но я вспоминаю хрустящую белую гальку.

      Зачем – я не знаю. Но все-таки я вспоминаю.

      И девочку эту. Зачем я так быстро уехал?

      Судьба отвернулась, с лихвой подарила невзгоды.

      Но я вспоминаю – и нежности слабое эхо

      находит меня через тускло шуршащие годы.

      Два-три поцелуя да быстрое рукопожатье

      и пляж, что штурмуют весь день современные гунны.

      И белое это, пронзительно-белое платье —

      как будто из снега и лунного света лагуны.

      Не сон ли все это? Я сам сомневаюсь отчасти.

      Закрою глаза – и, как ветер, проносится мимо

      дыхание моря, дыхание близкого счастья —

      всего только миг на будильнике вечного мира.

      * * *

      Не верю я твоим словам,

      ничто не повторится,

      ведь с детства ты, актриса-вамп,

      не любишь репетиций.

      В глазах твоих не вижу боль —

      они полны коварства,

      но жизнь – не сцена. Мы с тобой —

      два разных государства.

      И от твоей отделена

      моя судьба границей,

      но память на двоих одна,

      и то, что в ней хранится.

      Разъединение планет —

      сие во власти Бога…

      Но ты грустишь, и в этом нет

      притворства никакого.

      * * *

      Он выметен тщательно, здесь не торгуют бодяжной

      водярой в кафе и пивнушках, и даже в мотелях.

      По улицам сытые голуби