МОЗАИКА МОЕЙ ЖИЗНИ. Лариса Залесова

и в другом оперном театре- Михайловском, в репертуар которого входили современные произведения русских и западных композиторов, например Бэллы Бартока и Стравинского. В отличие от многих своих коллег мама любила современную музыку. Она также давала сольные концерты, исполняя русские романсы или немецкие lieder. Эти концерты проходили каждые несколько недель в Филармоническом обществе и в Народном доме.

      Тем временем Ольга, сестра мамы, наконец получила недостающие документы, таким образом окончательно обрывая связи с русской фазой своей жизни. Мы все устали жить в неизвестности, и даже мама примирилась, что ее сестра уезжает. Как-то она вернулась домой очень грустная и сказала моей бабушке: «Скоро все уедут. Выступать будет не с кем.»

      -Что ты такое говоришь, Ариадна? - бабушка забеспокоилась.

      - Сегодня Федор сообщил, что собирается уезжать во Францию. Клялся, что только на шесть месяцев. Уж не знаю, что и думать. Может статься, что он вообще больше не появится в России.

      Меня эта новость глубоко расстроила. Неужели, думала я, больше не увижу его в нашем доме, не услышу его голоса?

      Мама продолжала, почему-то понизив голос.

      -Слышала я также, что Игорь Баланчивадзе, наш талантливый молодой солист тоже подумывает об отъезде. Вчера Лева мне сказал, что у них на заводе циркулируют слухи, что скоро запретят заграничные поездки вообще, даже по семейным причинам.

      -И что тогда? Сидеть как мыши в мышеловке?!- воскликнула бабушка.- Она перекрестилась. – Ариадна, не обращай внимания на пустую болтовню. Эти слухи настолько абсурдны, что не поддаются объяснению.

      Но я заметила, на ее лице появилось обеспокоенное выражение. Она окинула комнату встревоженным взглядом, как будто пытаясь найти что то утешающее в нашем уютном мире, служившим нам надежной гаванью от внешних невзгод. Я сидела на диване, поджав ноги, и внимала каждому слову.

      -Ариадна, нужно надеяться, что этот кошмар скоро кончится, а ты вместо этого Бог знает, что говоришь.

      -А если так будет всегда? - спросила мама, – или хуже?

      - Хуже невозможно,- сказала бабушка с наигранной уверенностью, потом увидела мои внимательные глаза и улыбнулась, как бы пытаясь меня подбодрить. - Подумай сама, мы все работаем, а денег едва хватает на то, чтобы прокормиться.

      -Говоря о еде, ты знаешь, что Лева задумал?- мама снова понизила голос.

      -Что? - мы обе смотрели на нее.

      И тут я услышала историю о мельнице, которая так взволновала маму, что она не могла молчать и, невзирая на мое присутствие, рассказала все бабушке. Я почти не помню эпизодов, когда мама теряла контроль над чувствами или лишалась привычной сдержанности; она никогда не повышала голоса, не делала резких жестов, не совершала необдуманных поступков и постоянно мне напоминала, что необходимо управлять эмоциями и даже мыслями.

      Верно, мы ели мало и плохо, но на столе всегда была еда, хотя конечно мужчинам ее явно не хватало. Но это никак нельзя назвать голодом.