О, этот вьюноша летучий!. Василий П. Аксенов

умеют улучшать царский аппарат! – захохотал Горизонтов. – Сазонов и Каляев очень улучшили!

      – Личный террор – глупость! – вскричал Павел.

      – Не учи ученого! Я большевик и не хуже тебя…

      – Вы уже и большевик, – с усмешкой посмотрела на Горизонтова Надя.

      – Что касается меня, то я против раскола эсдеков, – смущенно сказала Лиза. К ней повернулся совершенно пунцовый Илья Лихарев.

      – Вы читали, Лиза, «Две тактики»?..

      Красин отвел в угол Буренина и тихо заговорил:

      – Прекрасные славные юноши, но всю эту болтовню, крики, всю эту отрыжку нигилизма нужно ликвидировать немедленно. Дом открыт, любой сыщик может прийти, его еще и чаем угостят. У нас на Бергов большая ставка. Нужно наладить конспирацию.

      – Хорошо, теперь идите, – сказал подполковник и повернулся к Мите спиной. По лицу «Огурчика» прошла волна чувств: страх сменился отчаянием и стыдом, потом появилось выражение злобы и угрозы. Оскалившись, он погрозил пальцем длинной сухой спине и вышел из кабинета.

      В полутемной и пустой гостиной перед камином Буренин тихо говорил с Павлом Бергом.

      – Ваша идея о продаже недвижимости в пользу партии несостоятельна, Павел Иванович. Партии выгодно, чтобы хозяином на ваших фабриках были именно вы, а не какой-нибудь Влас Лукич. Сегодня в концерте вас видел «Никитич» и просил кланяться.

      – «Никитич»! Сам! Он знает обо мне! – вскричал Павел.

      – Разумеется. На Третьем съезде, должно быть, будет принято решение о создании боевых рабочих дружин, а возможно, Павел Иванович, и еще более серьезные решения…

      – Скорее бы, – прошептал Павел.

      Солнечным зимним днем на углу оживленных московских улиц Витя Горизонтов отчитывал Митеньку Петунина.

      – Опозорил меня у Бергов, драгунская шкура! Ты где это анархизма поднабрался?

      Митенька дрожал, благоговейно смотрел на свое божество.

      – В общество «Солнце и мы» ходил. Увлекся. Забросили вы меня, Виктор Николаевич. Литературки не хватает.

      К молодым людям подошел массивный пыхтящий городовой Дормидон Ферапонтыч Уев.

      – Попрошу не скопляться, господа, – просипел он, боязливо кося глазом.

      – Дай семечек, Ферапонтыч, – небрежно сказал Горизонтов.

      – Извольте, извольте. – Городовой протянул щедрую жменю.

      – Спасибо, Ферапонтыч. Иди, не бойся.

      Уев отошел со вздохом облегчения.

      – Ладно, Митяй, литературы я тебе добавлю, – благодушно сказал Виктор, – а теперь, Митяй, слиняй – у меня рандеву с барышней.

      И тут в глазах Мити промелькнуло что-то такое страшное, чего он, видно, и сам испугался.

      – Свидание приватное, Виктор Николаевич, или по боевому делу? – с трудом спросил он.

      – Давай-давай, – Горизонтов бесцеремонно подтолкнул его коленкой.

      Лиза Берг и Надя приближались к перекрестку.

      – Здесь, Лиза, мне нужно с вами проститься, у меня встреча с Горизонтовым, – сказала Надя.

      Лиза вспыхнула,