О, этот вьюноша летучий!. Василий П. Аксенов

говорил Брутень.

      – Клянусь, Валериан, крен в 30 градусов при вираже не только возможен, но и необходим! – пылко доказывал Юрочка.

      Песок под крылом «ньюпора» был изборожден пунктирами полета и формулами.

      – Лида, Иван перехлестывает, – повернулся к девушке Брутень. – Лидия Дмитриевна, будьте судьей!

      Юрочка тоже обратил лицо к девушке и застыл!

      Она смотрела на него очень пристально, а мужественный авиатор заливался предательской краской.

      – Во всяком случае, – проговорила Лидия, – я вижу, что месье Пирамида может не только покорять истеричных демимонденок, но и рассчитывать полеты.

      – Докажи в небе! – вскричал Брутень, вскочил и хлопнул ладонью по фанерному боку аэроплана. – Вот тебе мой «Сопвич»! Самая надежная машина! В небо, Иван!

      – Ай-я-яй, господа! – из-за хвостового оперения «Сопвича» выглянул со зловещим лукавством Отсебятников. – Газеты пишут о дуэли, а дуэли до сих пор нет. Ай-я-яй! Пора к барьеру, Ванечка! Пора сразиться, Валерьянчик!

      – Тихоныч! – позвал Брутень своего механика. – Готовь машину! Теодор, будь другом, сообщи жюри. Вместо меня сегодня поднимется в воздух Иван Пирамида!

      Ни жив, ни мертв стоял Юра Четверкин перед «Сопвичем», даже усы слегка съехали набок.

      Машину плотным кольцом окружали любители, газетчики и фотографы со своими треногами.

      Валериан Брутень знакомит своего нового друга Ивана Пирамиду с иностранными пилотами.

      – Фон Лерхе, добрый мой приятель, родился на берегах Эльбы. Луи Каюзак ищет смерти, гонорары огромные. Ринго Джеггер ограбил поезд в Техасе, купил самолет, – представляет он респектабельного немца, меланхоличного француза с гитарой, американца в куртке из бизоньей кожи.

      – Тацуо Хаара, – представляется самостоятельно маленький японец. – По-русски знацица Александр Сергеевич, – хихикает, – как Пускин.

      Толпа пропустила уважаемого беллетриста Вышко-Вершковского.

      – Философский вопрос, господа авиаторы. Почему вы летаете?

      Немец, японец, француз и американец тут же что-то ответили на своих языках.

      – Чем дальше от земли, тем меньше чувство рабства, – чохом перевел Брутень.

      – Недурно, – усмехнулся беллетрист. – А вы что скажете, Пирамида?

      – Я… я… я давно уже заменил в своем лексиконе… – залепетал синими губами Юра.

      – Благодарю, – с еле заметной улыбкой поклонился Вышко-Вершковский. – Следовательно, по Фрейду, для вас полеты – это борьба с комплексом неполноценности?

      – Что? – вздрогнул всем телом Юра. – Ага!

      – Ура! – возопил хор поклонников.

      …Длинные прекраснейшие пальцы Лидии обкручивали шею Ивана Пирамиды пушистым белым кашне, чтобы не замерз на высоте, переворачивали кепи козырьком назад, чтоб не сорвало головной убор встречным ветром.

      – Я… вы… Лидия Дмитриевна… – отчаянно бормотал Юра. – Джек Лондон… деньги… любовь… страсть…

      – Я помогаю вам как пилот пилоту, – сердито сказала девушка.

      – Лидия…