Рассказ инквизитора, или Трое удивительных детей и их святая собака. Адам Гидвиц

нет, – говорит мальчик.

      – Вижу. Но почему?

      Якоб прижимает руку к губам, словно он очень удивлен.

      Рабби пучит глаза. Но мальчик улыбается.

      – Потому что я маленький, – говорит он.

      – Мне ты кажешься вполне большим, – говорит Якоб.

      – Но не настолько! – отвечает мальчик.

      – Так что пока никакой бороды?

      – Нет!

      – А когда? Скоро?

      – Нет!

      Малыш начинает хохотать, темные глаза сверкают в свете очага. Нас всех съедает нетерпение. Что Якоб такое творит?

      Якоб пожимает плечами.

      – Ты кажешься старше, чем на самом деле, – говорит он.

      Мальчик не сводит с него глаз. А потом снова делает это. Он зажмуривается, а потом широко распахивает глаза, словно вглядывается в какой-то чуждый нам мир.

      Никто не отваживается шелохнуться.

      А потом, очень спокойно, Якоб говорит:

      – Скажи, зачем ты это делаешь?

      Мальчик пожимает плечами.

      А потом говорит:

      – У меня сильно слипаются ресницы.

      Молчание. Никто в хижине не смеет даже дохнуть.

      А потом все начинают смеяться. Мы смеемся все громче и громче. Кто бы подумал!

      – Его ресницы! – хохочем мы. – Леви, его ресницы!

      – Ты что, его никогда не спрашивал?

      – И ты для этого созвал старшин Ножана? Из-за ресниц?

      Мы поднимаем такой шум, что малыш начинает плакать. Якоб обнимает его за плечи.

      – Шшшш… – говорит он, – они смеются не над тобой. Они смеются над собой и друг над другом, над тем, что не знали того, что было известно маленькому мальчику.

      Он гладит мальчика по щеке.

      – Видишь? Тебе бы пристало носить бороду. Ты знаешь больше, чем все эти бородачи вместе взятые.

      И я слышу, как Батшеба шепчет:

      – Это мой сын. Благодарение Господу, это мой сын.

      – Но это не чудо! – говорю я. – Ум, безусловно. Умение заглянуть в душу ближнего, без сомнения. Но двое других детей явили чудо! По крайней мере, так вы все утверждаете.

      – Погоди. – Вот и все, что говорит Арон.

      Этой ночью пришли факелы. Якоб свернулся на соломе меж матерью и отцом. Я знаю, потому что он рассказал мне, позже. Он прислушивается к их дыханию, но потом вдали слышит иные звуки.

      Голоса, которые что-то выкрикивают. Юные голоса. Смех.

      Затем другие голоса, крики, рев скотины и треск пламени.

      – О нет, – бормочет Мари.

      Я смотрю на старого Жерома. Он прикрывает глаза.

      Якоб выбирается из постели.

      – Проснитесь! – кричит он, и его родители тут же вскакивают на ноги.

      Он бежит к двери их хижины и отворяет ее рывком.

      Из темноты выскакивают два парня. Якоб глядит на них, глядит внимательно, и внезапно, как вспышка молнии, озаряющая небо, приходит понимание. Это мальчишки-христиане из другой части города. Крестьянские мальчишки. Они смеются, но в глубине души они испуганы. Это что-то вроде проказы, злой выходки.

      Призрачный, дрожащий свет озаряет небо. Якоб поднимает