Деревянная грамота. Далия Трускиновская

и четыре поста, и обо всем об этом предупреждал баб в слободской церкви отец Кондрат. А матушка Ненила всякий раз, когда приносили в январе или феврале крестить дитя, старательно высчитывала, не во грехе ли, в самый Великий пост, зачато. То же касалось майских и июньских детишек, а также апрельских и августовских.

      Хотя следовало бы разбудить Наталью и посовещаться с ней о важных делах, Стенька решил просто потихоньку лечь. Предстоял трудный день, и лучше встретить его в чистоте, может, оно и зачтется…

      Ночью приморозило, а в такие ночи особенно сладко спится. Проснулись оттого, что печка остыла, а в затянутое пузырем оконце явственно пробился свет.

      Стенька ахнул и стал впопыхах собираться, правую ногу заматывая в онучу, а левую, босую, суя в сапог… Наталья только и успела сунуть ему за пазуху кусок круто посоленного хлеба.

      В приказе уже все было готово к походу за Ивашкой Шепоткиным и Нечаем, а заодно и никому не ведомым купцом Рудаковым. Стенька единственный знал, где Шепоткин живет, поэтому ждали лишь его и покрыли гнилыми словами с головы до ног. Деревнин – и тот словечком припечатал.

      Несколько обидевшись, Стенька поспешил выполнять задуманное. На сей раз покалеченных с ним не было, извозчика нанимать не стали – и пришлось идти к Шепоткину на Волхонку пешком, а поселился он там, где Волхонка уже звалась Пречистенкой и стояли недавно отстроенные белокаменные боярские и княжеские дома. Неподалеку стояли и Большие конюшни, которые по привычке все называли Чертольскими.

      – Вот! – Стенька указал рукавицей.

      Пристав Никон Светешников негромко стукнул кулаком в ворота. Залаял кобель.

      – Отворяй! – грянул Никон.

      Одно это он и умел – греметь страшным голосом, наводя ужас на посадский люд.

      Кобель заливался, а из людей никто не подал голоса.

      – Отворяй, не то ворота высадим!

      – Хозяин у них ногой скорбен, – сказала, подойдя, статная женка. – Погодите, добрые люди, пес меня знает, я войду и хозяйку вызову.

      – Дай Бог здоровья, голубушка, – проявил вежество Стенька.

      И как было не проявить – такие длинные, без уголька черные брови да такие огненные глаза не всякий день на улице встретишь!

      Голубушка повернулась к нему и посмотрела пристально.

      – Всем хорош молодец, – сказала она загадочно. – Послушай меня, я баб знаю, не давай своей женишке воли!

      – Да что ты такое плетешь! – под общий хохот воскликнул покрасневший Стенька.

      – Ты думаешь, она в твоей воле ходит, а она себе иное в голову забрала! Ох, молодец, замесили на дрожжах – не удержишь на вожжах!

      И с тем она проскользнула в калитку.

      – Умом баба тронулась, – сказал другой пристав, Кузьма Глазынин. – Вот ходит такая, что-то там себе думает, а потом как начнет в церкви выкликать! И вчетвером ее оттудова не выведешь – лягается! Потом возят к старцам – отчитывать…

      – С нами крестная сила! – произнес испуганный Никон, а Стенька подумал, что