Деревянная грамота. Далия Трускиновская

Иван не велит!

      – Чего ж это он не велит? Украдут тебя, что ли, за воротами?

      – Не велит, да и все тут! Говорит – ты человек лесной, ты в городе потеряешься! Ищи тебя потом! И злые люди, говорит, вокруг пальца обведут! Весной только, говорит, найдем тебя, когда сугробы стают!

      – А на что ты злым людям сдался? – разумно спросил Стенька. – Шуба на тебе не соболиная, вообще никакой, денег тоже, поди, и алтына не имеешь. Какой им с тебя барыш?

      – Да и не дамся я им! – со всем возмущением восемнадцатилетнего плечистого верзилы добавил Нечай. – А вот потеряться – это дядька Иван прав! Как меня сюда везли, то и дело поворачивали. А улицы-то все одинаковые! А на торгу, сказывали, целая площадь полным-полна людей! Человек сто, не меньше! Вот где потеряться можно!

      – Пошли! – решительно сказал Стенька. – Пока до бабки Козлихи добежим, ты и расскажешь, откуда такой взялся. Сто человек! Да там двадцать раз по сто! А то и поболее!

      – Откуда же их столько набралось? – спросил потрясенный Нечай.

      – Москва же!

      – Ого!

      – Сам-то ты откуда?

      – А из Бунькова! – гордо отвечал парень. – Неужто ты Бунькова не знаешь?

      И всем видом показал изумление.

      Они как раз вышли в калитку, и Стенька быстрым шагом припустил в сторону церкви. Нечай шел рядом, вроде и не торопясь, однако длинные ноги позволяли ему идти вровень со спешащим Стенькой без малейшей суеты.

      – Город это, что ли? – спросил Стенька.

      – Вроде города… – не совсем уверенно молвил Нечай.

      – И где же твое Буньково?

      – А за Ивановкой.

      – Еще того не легче!

      Стенька кинулся наперерез первой же тетке.

      – Слышь, где тут бабка Козлиха проживает?

      – А вон, молодец!

      – Бог в помощь! – запоздало приветствовал тетку Стенька и повернул к калитке в почерневшем заборе.

      – Ты и Ивановки не знаешь?

      – Погоди ты! – прикрикнул на парня Стенька. – Дай бабку сыскать! Потом про города с деревнями рассуждать будем!

      Бабка Козлиха первым делом принялась выспрашивать Стеньку – тяжелы ли были сани, громко ли выл Ивашка Шепоткин, и выл ли, лежа потом в санях в неподвижности. При этом она увязывала в холстину травы с корешками, которые снимала со стены.

      Стенька с Нечаем, который непонятно как и поместился в бабкиной избушке, молча и дружно поворачивали головы – с такой скоростью металась взад-вперед старенькая, скрюченная, но безмерно разговорчивая и шустрая бабка.

      – Ну, ступайте! – прикрикнула она. – Не оставлять же вас в избе!

      Вышли на двор, и тут бабка понеслась вперед. Кабы не черный плат, то была бы она, маленькая и стремительная, как мальчишка, выпущенный поиграть в снегу.

      – Не знаешь, стало быть, Ивановки, – огорченно сказал Нечай. – А от нее до Касимова, сказывали, верст пять всего.

      – Вот оно что, касимовский ты! – Об этом Стеньке следовало и самому догадаться.

      Нечай при всем своем пригожестве, при светлых кудрях и румяных щеках, глаза имел раскосые и скулы высокие. В тех краях