Девятое сердце земли. Тери Аболевич

волнение.

      Вот он внутри. Он растерян от пестрящих вокруг людей, всё те же фраки и платья, кружат и кружат. Он не видит ни одного лица, но знает, кто они. Движение вдруг успокаивается. Он в просторном зале – высокие своды, деревянные панели, гобелены, мягкие ковры. Свежие цветы в вазах. На одной из стен висит герб, в конце зала широкая лестница. Изящество интерьера, обрамлённое в рамки достаточности. Люстры проливают свой звёздный свет, он стекает по стенам и распыляется, окутывая собою всё вокруг, каждое плечо и всякую пылинку. Всё мерцает. Он доволен. Ему так спокойно, как не было уже давно. Чувство безопасности, в которое можно закутаться, будто в одеяло.

      – Рад видеть вас своим гостем, Конмаэл, – слышит он рядом глубокий бас. Высокий господин, прямой, строгий. Первое лицо, которое он увидел отчётливо: складки у носа, ясные, чистые глаза, жёсткие волосы с остатками былого цвета. Гай Блажевский, хозяин поместья.

      – Для меня честь быть гостем в вашем доме, господин Блажевский.

      Произнёс ли он это или только подумал? Он словно был в двух ролях сразу – говорит и приветливо пожимает руку собеседнику, но не чувствует ни руки, ни своего голоса. Он смотрит со стороны, как призрак, как побочный эффект задвоившегося бытия.

      Но действо продолжается.

      – Приятно слышать, весьма. Но отчего я не вижу вашего отца?

      Он чувствует холод, некстати налетевший сквозняк.

      – Альберт просил передать свои глубочайшие извинения. Обстоятельства вынуждают его присутствовать на одном из заводов в столице. Он сожалеет и выражает надежду побывать в вашем поместье в другой раз. А покуда, – он виновато разводит руками, – боюсь, вам придётся ограничиться лишь моим обществом.

      Гай Блажевский смеётся. Внимательное лицо его нисколько не меняется, но Форальберг знает, что тот смеётся.

      – Наслаждайтесь вечером, Конмаэл, и будьте покойны. Ваше общество вполне подойдёт.

      Он отходит и теряется среди гостей. Их разговоры сливаются в однородный шум, он силится отделить один от другого, но будто захвачен механическим аттракционом на ярмарке, с которого не сойти. Он сжимает кулаки и поднимает взгляд к потолку, видит там ясное небо и верхушки весенних деревьев, подсвеченные солнцем. Его это не удивляет, наоборот, успокаивает. Он знает, что всё идёт так, как должно.

      Он опускает голову. Безумный аттракцион окончен, поместье успокоилось вместе с ним. Гости стоят, разбившись на небольшие группки. Беседуют, потягивают коктейли в ожидании ужина, наслаждаются своей принадлежностью к достойному обществу. Они довольны и уверенны, и это делает довольным и уверенным его самого.

      Он слышит за спиной грохот. Один из гостей толкнул подставку с вазой, и теперь она кружится на своём донышке и, сделав несколько оборотов, обретает равновесие. Гость с тревогой наблюдает за происходящим, но после ухмыляется. Букет застывает неподвижно – крупные алые маки, только что встревоженные, умело останавливают