Гражданская Рапсодия. Сломанные души. Олег Велесов

доказать себе и своим товарищам собственную нужность. Подобная торопливость удручала. Толкачёв слишком хорошо помнил начало войны с Германией и первые бои, когда, казалось, обычного «ура» хватит, чтобы немец побежал, – но не хватило, и после тяжёлого поражения в Восточной Пруссии эта самоуверенность прошла, и возникло понимание, что на поле боя погибают не только враги. Как бы не случилось того же и на Дону.

      Толкачёв подошёл к интенданту, спросил, сколько патронов дают в одни руки. Интендантом оказалась женщина. Серая суконная шинель была ей узка в бёдрах, а погоны урядника скорее подходили мужу, однако во взгляде и жестах чувствовался опыт. Женщина поправила выбившиеся из-под синей фуражки волосы и сказала, что велено давать по два подсумка. Этого было мало. Перед выходом с Грушевской, Парфёнов обронил, что в Ростове сосредоточилось около двух тысяч красногвардейцев. Большинство из них составляли рабочие железнодорожных мастерских, и вряд ли имели хотя бы начальную военную подготовку. Но решимости у них не отнять, поэтому бои предстояли жёсткие, и двумя подсумками тут не обойтись.

      У биржевой конторы плотной группой стояли офицеры батальона. Злющий цепной кобель, не умолкая, лаял на них и рвал цепь, и никакие слова не могли заставить его умолкнуть. Вернувшийся сторож цыкнул на кобеля, но и это не помогло.

      – Что там? – спросили у подошедшего Толкачёва.

      – Патроны, шинели. Теперь хоть вид будет единообразный.

      – Встрепенулось донское начальство, – скривился Мезерницкий. – Сразу всё вам пожалуйте. Даже мотор.

      Напротив товарного вагона пыхтел, разворачиваясь, броневик. Человек в кожаной утеплённой куртке и в автомобильных очках поверх фуражки делал водителю знаки, направляя того к пандусу.

      – Помните, Толкачёв, тот броневик, что поддерживал нас у телефонной станции? Название ещё у него было…

      – Помню.

      – А помните, что сделали матросы с экипажем?

      – У вас, Мстислав Владимирович, тяга к странным воспоминаниям. Такие вещи люди обычно стараются забыть.

      Мезерницкий усмехнулся.

      – Да вот не забываются.

      Объявили посадку. Некрашевич закричал что-то, ветер собрал горсть снега и швырнул ему в лицо. Штабс-капитан поперхнулся, и только одно слово долетело до биржи: …вагонам! Офицерская рота с гомоном и смехом начала грузиться.

      – Несколько дней назад в Хотунках мы разоружили два резервных батальона, – снова заговорил Мезерницкий. – Представляете, сколько оружия и амуниции мы взяли? На два полноценных батальона! Но примчались казаки, окружили нас, выставили пулемёты и велели всё сдать. Где теперь эти смельчаки? Почему Каледин не пошлёт отбивать Ростов их?

      – Казаки воевать не хотят, устали, – сказал Донсков. – А если казаки воевать не хотят, никто не сможет их заставить. Тем более против своих.

      – Каких «своих»?

      – Против русских.

      – Вы глупец, Донсков. Какие русские? Не было вас три недели назад в Петербурге, а то увидели бы, как эти