Переплет. Пелам Вудхаус

его. Он не мог сказать наверняка, какие надежды возлагает на их знакомство, но одно чувствовал безусловно – расположения нового знакомца добиваться стоит.

      – Живешь, значит, там? Ну и ну! – вежливо заметил он.

      – Да-с, сэр. Миссис Гедж настояла, чтобы мы сняли этот дом в аренду. А я б и гроша за такой не дал! Меня от него прям тошнит. И это еще не все! Нет, не все!

      – Нет?

      – Нет, сэр. Знаешь что?

      – Что?

      – Когда она выложила мне это сегодня утром, меня прям перышком сшибить можно было. Ну догадайся вот что?

      – А что?

      – Ни в жизнь не скумекаешь!

      – Так что, а?

      – Представляешь, что она мне выложила сегодня утром?

      – Да откуда, черт тебя дери, мне знать? – Вспышка раздражения сбила Слаттери с выбранного курса льстивости. – Ты что, воображаешь, я там под кроватью прятался?

      – Она мне сказала, я должен стать американским послом.

      Слаттери переваривал новость.

      – М-дэ, не подарок…

      – Я и сам знаю. Послы должны носить форму и атласные бриджи… это подумать!

      – И треугольные шляпы.

      – Что? Еще и шляпы?

      – А то! Сам видел в новостях. И французишки эти всех послов обцеловывают.

      До этих слов Гедж полагал, что вник во все изъяны предложенной роли, но теперь до него дошло, что последний, и самый ужаснейший, ускользнул от его внимания. С минуту он сидел как в параличе. Потом взорвался яростным потоком слов.

      – Ну нет! Нет, и точка! Еще чего! Раздобуду маленький капиталец, чтоб было с чего сызнова начать, и подниму бунт. Да-с, сэр! Бунт, и точка. Я очень люблю свою жену, но это уж, знаете! «Слушай! – я скажу. – У меня хватает денег, чтоб начать сызнова, теперь я человек независимый, понятно? И я не намерен становиться никаким послом. Чем быстрее ты про это забудешь, тем лучше! Потому что все это – чушь собачья! И кстати, о Франции, – я скажу, – уезжаю из этой страны на следующем же пароходе. Возвращаюсь в Калифорнию. Прикипела к своей Франции, – я ей скажу, – так и торчи тут! Лично я возвращаюсь в Глендейл». Да-с, сэр!

      Человеком Слаттери был не злым, но весьма практичным. Люди вроде него только и знают, что обескураживать мечтателей.

      – А где, интересно, – перебил он, – ты достанешь этот свой капиталец?

      В пылу возведения воздушных замков мелочь эту Гедж как-то упустил. Огонь в его глазах потух.

      – А ты мне не сможешь одолжить? Совсем немножко?

      Слаттери ответил, что нет, не может.

      – Да мне больше десяти тысяч и не потребуется. Эх, мне б раздобыть только десять тысяч! Я б уж сумел вернуть что потерял!

      На это Слаттери ответил, что, доведись ему увидеть десять тысяч зараз, он перецеловал бы все купюры по отдельности.

      Бешеное возмущение против суровости судьбы охватило Геджа.

      – Господи! Как несправедливо!

      – Чего несправедливо-то?

      – Ну, посуди сам! Знаешь что?

      Слаттери горячо попросил нового приятеля перестать приставать к нему с таким вопросом.

      – Нет, ну знаешь