Переплет. Пелам Вудхаус

настороженности, как у леопарда, изготовившегося к прыжку.

      – О, ну все просто… У матери виконта большое влияние на французское правительство.

      – И что из того?

      – Любого ее друга встретят в правительстве с распростертыми объятиями.

      Гедж, в планы которого не входило проводить уик-энд с французским правительством, так и сказал.

      – А сенатор Опэл настолько влиятелен в Вашингтоне, что буквально диктует назначения на посты.

      – Какие еще назначения?

      – Ну, к примеру, кого назначить послом Америки во Франции…

      – И кого ж это, интересно, назначить на такой пост? – в полном недоумении полюбопытствовал Гедж.

      Вопроса более уместного задать он не мог, давая возможность миссис Гедж решительно и без дальнейших обиняков выложить факты, просто лезущие в глаза.

      – Тебя, разумеется! – отрубила она.

      2

      Зрелище человеческих терзаний никогда не доставляет удовольствия. А значит, мы постараемся не слишком задерживаться на том, как у Веллингтона Геджа сначала отвалилась челюсть, потом забулькало в горле, перехватило дыхание и, наконец, он пулей сорвался со стула, будто мисс Путнэм воткнула в сиденье булавку. Конечно же, повествователю лучше лишь пунктирно пройтись по его вскрикам, начиная с первого придушенного вопля «Черт его все раздери!» до завершающего страдальческого «Будь же человеком!».

      А о его метаниях по залу, кульминацией которых стало громоподобное столкновение с низеньким столиком, заставленным стеклянной и фарфоровой посудой, мы, следуя нашему курсу сдержанности, умолчим и вовсе.

      Обойдемся лишь намеком: переполошился Гедж не на шутку. Есть люди, всей душой алчущие почестей, какими может даровать их страна, но Гедж в их рядах не числился. Честолюбцем он не был никогда. При мысли, что его могут сделать послом во Франции, тошнотворный ужас обуял его. Если эта кошмарная затея удастся, это будет означать, что ему еще долгие, долгие годы не видать Калифорнии. Годы эти он проведет в городишке, который невзлюбил сразу, в обществе людей того сорта, от которых его мурашки пробирают. Выскочило у Геджа и еще одно, совсем уж страшное соображение: ведь послам как будто полагается носить форму и атласные бриджи?

      – Не желаю я быть послом!

      Крик этот миссис Гедж восприняла как вопль зверя, существа из диких лесов, зализывающего раны.

      – Ну что тут особенного, стать послом? – умиротворяюще проговорила она. – Были б деньги. Если у тебя есть деньги, а влиятельные особы вроде виконтессы де Блиссак и сенатора Опэла поддерживают тебя…

      В густых потемках для Геджа забрезжил робкий лучик надежды.

      – Тебе ведь известно, что старик Опэл ненавидит меня всем нутром! Как-то раз мы повздорили, играя в гольф, и он этого не забыл.

      – Слышала, слышала. Но, думаю, ты сам убедишься, что он пустит в ход все свое влияние.

      – Почему?!

      – Сегодня утром я получила от него письмо, и у меня сложилось такое впечатление.

      – Что же он пишет?

      – Видишь ли, суть