Последняя любовь президента. Андрей Курков

толстыми ежиками движутся тепло одетые женщины с хозяйственными сумками. Они занимаются своим хозяйством. Они идут за селедкой или за докторской колбасой. Они живут полноценной советской жизнью.

      41

      Киев. Июль 2015 года. Пятница.

      – Веснушки вам к лицу, – произносит, едва заметно улыбаясь, Майя Владимировна.

      – Извините, – говорю я. – Мне трудно с вами говорить на «вы». Давайте я буду с вами на «ты», ну а вы – уж как получится!

      На ее лице – мгновенная растерянность. Но в руки она себя берет быстро. Кивает в знак согласия.

      На ней легкое синее платье с множеством мелких бледно-желтых цветочков. Талия стянута пояском. Туфли на каблучках тоже синие. И бабочка-заколка с синей эмалью в аккуратно собранных каштановых волосах. Косметики на лице не видно.

      «Если сомневаешься в своем вкусе – одевай все одного цвета!» – учила меня мать, помогая приодеться на первое «взрослое» свидание. Свидание действительно оказалось странным. Она, я уже забыл ее имя, не пришла, но прислала младшего брата со своей подписанной фотографией. «Запомни меня такой! Сегодня утром из армии вернулся мой жених. Целую».

      Я хочу что-то сказать – мне надоел ее прищуренный взгляд, изучающий мою одежду. Хочу сказать, но что-то мешает мне. Мне трудно говорить ей «ты».

      – А у вашего покойного мужа были веснушки? – вдруг спрашиваю я. И внутри, в душе, противно от того, что она меня победила.

      – Знаешь, – легко и широко усмехается она, – были, но чуть-чуть. Только если присмотреться.

      Наконец появляется прислуга с подносом. На столик под окном в гостиной, за которым мы сидим в темно-зеленых кожаных креслах, опускается кофейный серебряный сервизик. Женщина в белом фартуке поверх коричневого платья наливает в чашечки кофе. Чашечки из тонкого фарфора. Из серебра только кофейник, сливочник, сахарница и ложечки.

      Глоток кофе возвращает мне самоуверенность, поколебленную этой дамой.

      – Тебе сколько сахара? – спрашиваю я, беря из рук прислуги сахарницу и ложку.

      – Я без.

      – Так чем я могу быть тебе полезным? – Я смотрю на нее в упор и размешиваю сахар в своей чашке.

      – Мне? – Она удивляется. – Нет, вы мне бесполезны. Я здесь только ради сердца Игоря.

      Она опускает взгляд на мою грудь. Мне опять неловко.

      – Николай Львович говорил, что он подписал какой-то контракт по поводу сердца.

      – А разве он вам его не показывал?

      – Нет.

      Майя Владимировна кивает так, будто она что-то поняла. Наверное, действительно поняла. Как минимум – мое поведение.

      – У меня есть копия, – говорит она. – Я могу принести.

      – Не надо. – Я смотрю на напольные часы. – Мне через пять минут идти.

      – Вам бы стоило его прочитать. – Лицо Майи Владимировны выражает сожаление.

      42

      Киев. Февраль 1985 года. Вечер.

      Скучный и безлюдный Андреевский спуск. Черт меня дернул пойти по нему