Держава том 1. Валерий Аркадьевич Кормилицын

его лицу, капая на белоснежный когда-то мундир.

      Услышав о трагедии, Рубанов с братом прикатили на извозчике к Ходынскому полю.

      Оно было усеяно погибшими.

      – Господи! Прости нас! – перекрестились они.

      Рядом ходил голый по пояс бородатый мужик и всматривался в лица лежавших. Иногда он убирал с лица шляпу или оброненный сапог.

      – Ерошку не видали? – обратился к господам, забыв повеличать их превосходительствами и не услышав ответа, побрёл дальше, подняв по пути золотые часы на цепочке и, безразлично глянув, тут же бросил их под ноги.

      Москва оцепенела от ужаса!..

            В тот же день газеты разнесли весть о несчастье по России.

      Узнав о случившемся, Николай и Александра ездили по больницам и просили прощения у покалеченных людей.

      – Господи, Ники! – рыдала в карете царица. – Россия не хочет меня! Снова горе и похороны!

      – Как давит корона, Аликс! Я уйду в монастырь! – пообещал ей государь.

      Он был ещё молод и неопытен.

      Вечером к нему приехали дядья.

      – Я велю вам прекратить торжества! – перехваченным от волнения голосом обратился к ним государь.

      – И тем оттолкнуть от себя нашего союзника – Францию!

      – Причём здесь Франция, – снизив тон, удивился Николай.

      – Как причём? – ещё сильнее удивились дядья. – Вечером, согласно протоколу, назначается бал у французского посла Монтебелло. Им уже выписаны из Прованса и привезены сто тысяч роз… Сто тысяч, твоё величество, – иронично глядели на племянника. – А ты раскиселился! Народ дурак! Сам себя передавил. А коли ему, так «н-д-д-равится», то ты-то причём? Бал посетить обязан. Ибо государственный муж уже, а не мальчишка, – в приказном тоне уговаривали они племянника.

      У Николая ещё не было своего мнения, и он покорно уступил гвардейскому натиску дядюшек.

      Это была первая его трагическая ошибка!

      Вечером он появился с заплаканной Аликс и, играя желваками, открыл бал, пригласив на тенец графиню Монтебелло.

      Нельзя танцевать на трупах!

      На следующий день Рубанов-младший послал в газету статью, подчёркивающую бессердечие самодержавной власти, презрение её к народу и цинизм молодого царя и его жены – немки.

      «Откупился от убитых тысячью рублей», – вопила газета.

      «На его месте любой бы царь отказался от власти, и как честный человек ушёл в монастырь», – именно так понял обыватель из подстрочного текста.

      Русские во все времена были сильны в аллегориях, и цензура ничего не могла с этим поделать.

      Великий князь Сергей, чувствуя вину, вызвал полицмейстера, чтоб собственноручно намылить ему голову и перевести в уездный Задрипанск помощником младшего надзирателя.

      Но полковник Власовский был тёртый калач – не одну собаку слопал на царской службе и тут же, подхалимски звякнув шпорами, протянул гневному генерал-губернатору отпечатанную без ошибок и со всеми ятями служебную записку.

      – Чего ты мне свои бумаженции тычешь?! –