Весенняя вестница. Юлия Лавряшина

ни разу не потребовала, чтобы другая в чем-то изменилась. Они не забывали о том, что именно это и развело миллионы людей.

      Ненадолго позволив влажному ветру повозиться с ее короткими волосами, Аля улыбнулась ему, и стала подниматься к поселку по тропинке такой же кривой и заскорузлой, как ноги рыбаков, ее протоптавших. Сегодня не слышно было чаек. Алька даже остановилась, заметив это, и удивленно склонила голову набок, прислушиваясь.

      Ее вдруг охватил ужас: что-то случилось тут со вчерашней ночи, и все вымерло. В сердце ударило так больно, что она вскрикнула, хотя обычно здесь не позволяла себе никаких звуков:

      – Линней!

            В панике наступив на сухую, острую ветку, Алька упала на колени, уже не удивляясь тому, что все ощущения тут, пожалуй, еще отчетливее, чем в обычной жизни, хотя сама Аля здесь как бы и не существовала. Она знала, что ни Стася, ни Митя не испытали этого странного осознания себя призраком, потому что вводя обоих в свой мир, она ни разу не позволила им встретиться ни с кем из людей.

      В детстве Аля делала это скорее бессознательно, хотя какое-то внутреннее опасение, что выдуманные ею люди могут оказаться интереснее, чем она сама, уже тогда зародилось в ней. Повзрослев, Аля начала задумываться о том, чем могла бы обернуться такая встреча, и однажды пришла к выводу, что должна проверить это на себе. Она сделала шаг навстречу жившим в ее воображении людям, и первым увидела Линнея…

      Его небольшой, но двухэтажный домик желтого цвета стоял в самом центре поселка, и Але казалось, что остальные постройки – дома и хижины, сараи и собачьи будки, – разбегаются от дома Линнея, как лучики от солнца. Она никогда не пыталась разобраться: возникает ли то, что ей удается увидеть благодаря ее фантазии, или все это существует само по себе, а ей только помогают отыскивать щелку в плотной завесе, отделяющей один мир от другого, как всегда находится прорезь в театральном занавесе.

      То, что ей не дано это узнать, Аля принимала спокойно, ведь художнику тоже невозможно понять, что на самом деле высекает ту искру, из которой рождается замысел. Секунду назад в тебе был полный мрак, и вот уже ты полон. Не просто полон – из тебя так и брызжет, и ты владеешь этим природным богатством, вот только момент, в который это произошло, тебе опять не дался. Не тебе он принадлежит, и незачем на него претендовать. За годы, проведенные возле мольберта, Алька успела это понять.

      Сейчас Аля об этом не думала, как не думала вообще ни о чем. Она бежала к дому Линнея, не слыша ничего, кроме собственного срывающегося на стон дыхания. Тишина, что следовала за ней по пятам и подстерегала впереди, пугала до того, что у Альки то и дело останавливалось сердце. Только на долю секунды, так, чтобы жизнь не успела ускользнуть, но все же останавливалось.

      – Не ты, не ты, – стон оборачивался этими словами, и Аля проклинала на бегу свое тело, которое не могло передвигаться быстрее даже в этом мире, где она должна была бы переноситься со скоростью мысли, но так почему-то не получалось.

      Кое-как преодолев