Трое с площади Карронад. Владислав Крапивин

„прокати“, а получишь фигу».

      «Ты, Славка, не путай. Катаешь ты не меня. Время другое…»

      Неужели правда двадцать пять лет прошло? И нет мальчишки, который прямо сейчас глядит на Славку живыми глазами… Вообще нет. Даже взрослого, который из этого мальчишки вырос…

      – Ты, Славушка, что шепчешь?

      – Я?.. Так просто. Баба Вера, вы не убирайте эту карточку, ладно? Я потом ещё посмотрю… А это кто?

      – Это я.

      Вот здорово! На снимке с отломанным уголком была молодая женщина в коротком бушлате, в чёрном берете со звёздочкой, с брезентовой сумкой через плечо. А рядом – двое матросов с автоматами. Автоматы старого образца – с большими дисками.

      – Вы в морской пехоте воевали, баба Вера?

      – Да нет, Славушка. Разве я воевала?.. Не говори мне «вы» ради бога… Это они воевали. – Баба Вера показала на матросов. – А я фельдшером была, в медсанбатах да в госпитале.

      – Но всё равно же на войне. Вы… ты же рисковала?

      – Это, конечно, случалось. Под обстрелами сколько раз была. И под бомбёжками, когда раненых вывозили…

      – Баба Вера… Страшно, да?.

      – Да нет, Славушка… Как Ниночку убило, мне уж ничего не страшно сделалось. Думала: пускай со мной хоть что… Боли только боялась. Я какая-то чудная была: чьи-то раны обрабатываю, перевязываю, а сама будто их боль чувствую. Потом сколько лет в больницах проработала, а так и не привыкла…

      – Баба Вера, а ты это где снялась? Ты в этом городе на войне была?

      – Нет, отсюда я ещё до войны уехала… А это на Дунае, в сорок четвёртом.

      – У тебя… наверно, медали есть?

      – Есть. Орден даже. Красная Звезда… Это как раз дали после того, как фотографию сделали. Ранило ещё тогда…

      Она улыбнулась, и на лице её сбежалась частая сетка морщин.

      – Ты, Славушка, не думай, что я из-за старости хромаю и лекарства пью. Не такая уж я ещё старуха. Это во мне кое-где железо сидит. Правда, самую малость…

      Славка подвинулся к ней и щекой коснулся её рукава. Чуть-чуть.

      – Баба Вера… ты не обижайся на меня.

      – Славушка, да ты что, мой хороший? За что обижаться?

      Он вздохнул:

      – Мало ли… Есть за что.

      Она притянула Славку, прижала к своей шерстяной кофте. От кофты пахло лекарствами, кухонным дымом и горькой сухой травой – той же, что пахло в каждой комнате этого дома.

      Когда вернулась мама, она удивилась до невозможности. И обрадовалась: Славка, одетый в драный тренировочный костюм, самоотверженно драил в комнатах полы. Вера Анатольевна жалобно уговаривала перестать или хотя бы отдохнуть.

      А вечером, когда баба Вера собралась в магазин за крупой и солью, Славка сказал:

      – Всё ты да ты. Давай схожу. Маленький я, что ли?

      – Ты и так устал. С полом намучился, уроки делал…

      – Не намучился я. Мне всё равно гулять надо. Мне нравится.

      Он правду говорил. Для него было радостью ходить по улицам Города.

      Боль

      Из магазина Славка не пошёл знакомой улицей. Гораздо интересней выбирать новые дороги. Славка наугад свернул в переулок с маленькими белыми