Трое с площади Карронад. Владислав Крапивин

и соревнований.

      Секция парусников была маленькая: пять «кадетов» и семь «финнов» – гоночных яхт-одиночек. Занималось полтора десятка взрослых и десяток ребят. Славка был самый младший, а маленькому среди больших всегда живётся неплохо…

      Славка приходил домой вечером. В первые дни мама волновалась, но понемногу привыкла. Бывало, что Славка заставал у них дома Константина Константиновича. Мама при этом почему-то притворялась строгой, а Константин Константинович становился особенно бодрым и разговорчивым. Славка про себя снисходительно улыбался. Он прекрасно понимал, что взрослые мужчина и женщина могут понравиться друг другу. Могут даже влюбиться. С этим ничего не поделаешь. Но Славка не тревожился. Он знал, что мама всегда останется мамой и никогда не будет любить его меньше, чем сейчас.

      Они втроём пили чай, потом Славка брал книжку и лез в постель. Гудели усталые ноги, горели от солнца плечи, и сладко ныли натёртые шкотами ладони. Буквы начинали бегать по книжным страницам, как муравьи.

      Засыпая, Славка слышал, как Константин Константинович рассказывает о приключениях на охоте, о поездках за границу и о встречах со знаменитыми артистами. Он и сам раньше был артистом, а потом работал администратором концертных бригад и жил в больших городах. В Покровку его занесли «странные жизненные обстоятельства»…

      Однажды Славка увидел дома большую компанию незнакомых гостей. Было шумно, звенели рюмки. Когда мама торопливо целовала Славку, он почувствовал, что от неё пахнет вином. Славка слегка испугался.

      Мама кормила его на кухне и как-то скомканно объясняла, что у Константина Константиновича день рождения, а в комнате у него ремонт…

      Славка молчал, он не любил, когда обманывали…

      Хотя, конечно, обманы бывают разные. На Анюту Славка не обиделся, когда она выкинула с ним шуточку.

      Один раз шли к базе от острова Лазурит, и Анюта вдруг скорчилась, а японские глаза её сделались круглыми.

      – Комарик, задай стаксель-шкот на утку. Бери гика-шкот и руль. Я не могу.

      – Что с тобой?

      – Кажется, приступ. Давно надо было аппендикс вырезать…

      Славка перехватил управление. Крепко дуло с левого борта, шла боковая волна, приходилось сильно откренивать. Но Славка (может бить, с перепугу) лихо подогнал яхту к пирсу, молниеносно ошвартовался по всем правилам корабельной науки и завопил:

      – Виктор Семёнович, вызывайте «скорую», у Аньки аппендицит!

      Тогда завопила и Анюта:

      – Молчи, балда, я же пошутила!

      – Зачем? – опешил Славка.

      – Чтобы посмотреть, как ты справишься без меня.

      Славка помолчал и заплакал.

      Анюта удивилась. Подолом тельняшки принялась вытирать Славке лицо.

      – Ты чего, Комарик? Обиделся, что ли?

      – При чем тут «обиделся»! Страшно же…

      – Чего страшно? Ты, хорошо управляешься.

      – Дура, – сказал Славка. – Я из-за этого разве? Я думал, вдруг не успею. Если сильный приступ, может быть… этот… перитонит… От него же умереть можно.

      Она виновата засопела, а Славка