Одинокие мальчики. Анатолий Третьяков

школе, был нарисован в профиль.) Что-то в этом было… Он так не понял, что именно, но почувствовав какой-то тайный профессиональный ход, решил, что и он последует этому примеру, и ему показалось, что знает как это сделать.

      Сначала он попробовал отвернуть крышечки у тюбиков с красками. И ничего не получилось. Крышки намертво приклеились к резьбе и держались за металлические горлышки, как неумеющие плавать за спасательный круг.

      Что делать? Сюжет уже был готов, фанерная доска, которую он решил использовать вместо непонятного ему холста, стояла на столе под нужным углом. Он решил тогда проколоть один тюбик и посмотреть, что из этого выйдет. Прокалывать, а иначе говоря, жертвовать, следовало тюбиком, у которого есть двойник. Например, почему не попробовать просто GRUN, а MALACHITGRUN оставить для дела?

      Краска, однако, легко выдавливалась (и усилий не нужно было прикладывать) словно зубная паста. Правда, запах был очень неприятный – прогорклого масла, или даже ненавистного рыбьего жира. Краска, тем не менее, без затруднений наносилась на поверхность, но сохла несколько дней. Решение было найдено: рисовать нужно быстро, за один день и потом оставить сохнуть. И все.

      (Молодой Сталин бежит из ссылки, он обманывает урядника, который за ним следит, у него ружье удивительного боя, может быть даже с оптическим прицелом, у него полные карманы патронов, у него острый нож, одеяло, спички и табак. Самые трудные эти версты до реки, до какой-нибудь большой реки, где можно на лодке доплыть до железной дороги, а там сесть на поезд. Товарищи по партии помогут, а на железной дороге много рабочих, которые конечно же знают, кто такой Сталин. Вот Сталин быстро выходит из избы, где он живет, он вязнет в снегу, снег глубокий, до колена… Впереди сосновый лес, где зверья… Сталин не пропадет!)

      – Ну, показывай, что ты нарисовал, – сказала Любовь Анатольевна. – Показывай, показывай, не стесняйся.

      Он протянул ей картину. Любовь Анатольевна недоверчиво её взяла и потянула носом.

      – Почему пахнет маслом? – спросила она. – Ты, что, написал маслом? Да?

      Он кивнул он. – Да.

      Безмерное удивление слышалось в её голосе:

      – Вот это изба, вот это лес, вот это небо, вот это, как я понимаю, следы от избушки в лес… А где товарищ Сталин? – спросила она свистящим шепотом и почему-то испуганно оглянулась. Она быстро завела его в свой кабинет, плотно закрыла двери и опять еле слышно спросила:

      – Куда ты дел товарища Сталина?

      – Товарищ Сталин убежал из ссылки, неужели непонятно? Вот следы, он уже в лесу… И он идет к Енисею.

      Он увидел, как по её лицу пошли красные пятна и как в её глазах заплескалась странная смесь злобы, растерянности и изумления. Наконец она тихо проговорила:

      – Тебе действительно еще рано посещать нашу школу… Приходи лет через пять… Если будешь еще рисовать…

      Отойдя от дверей Художественной школы метров на тридцать он оглянулся, прощаясь с этим домом навсегда. И увидел, что