Норма. Тридцатая любовь Марины. Голубое сало. День опричника. Сахарный Кремль. Владимир Сорокин

и властно. Не было ничего прекраснее этой любви, этой близости! Это продолжалось бесконечно долго, и в тот миг, когда горячее семя Антона хлынуло в Русскую Землю, над ним ожил колокол заброшенной церкви. Вот.

      – Что – вот?

      – Ну, все, в смысле…

      – Что, конец рассказа?

      – Ага.

      – Понятно… Ну, ничего, нормальный рассказ.

      – Нормальный?

      – Ага. Понравился.

      – Ну, я рад.

      – Только вот это я не пойму.

      – Что?

      – Ну, там в середине мат был какой-то…

      – Аааа…

      – Там что-то – «блядь не могу» и так далее. Непонятно.

      – Ну, это просто я случайно. Вырвалось.

      – Как?

      – Ну так… Знаешь, разные там хлопоты, денег нет, жена, дети…

      – Аааа…

      – Это я, наверно, вычеркну.

      – Мне всё равно…

      – Нет, ну всё-таки…

      – Мне вот ещё чего… Понимаешь, вот с кладом нормально, но скучновато. Тютчев там, всё такое. Скучно как-то. Вот если б он чего другое нашёл, вообще рассказ пошел по кайфу.

      – Ну, может быть…

      – Точно, ты только пойми правильно. Знаешь, чего-нибудь такое вот, чтоб забрало. Понимаешь?

      – Понимаю… что ж, может, ты прав.

      – Точно тебе говорю. Знаешь, чего-нибудь интересное такое…

      – Действительно…

      – Ты просто в будущем подумай…

      – А чего мне в будущем, давай-ка сейчас. Ты мне идею дал хорошую.

      – Правда?

      – Да. Вот как мы сделаем:

      Через минуту модный плащ обнимал пень бессильно раскинувшимися бежевыми рукавами, а его худощавый хозяин, оставшись в сером свитере, энергично копал, приноравливаясь к коротенькой лопатке.

      Земля была, как и тогда, – мягкой, податливой. Антон отбрасывал комья в сторону, и они пропадали в обступающей крапиве.

      Солнце, полностью пробившееся сквозь поредевшие облака, ровно, по-осеннему осветило сад, заблестело в переполненных листвой лужах. Не успел он вырыть и полуметровой ямы, как лопата звякнула обо что-то. Антон осторожно обрыл предмет и, опустившись на колени, вынул его из земли.

      Это был небольшой железный сундучок. Улыбаясь и качая головой, Антон погладил его ржавую крышку встал и, прихватив лопатку направился к столику.

      Поставив сундучок на стол, он сунул лезвие лопаты в щель между крышкой и основанием, нажал. Коротко и сухо треснул разломившийся замок, и крышка откинулась.

      Внутри проржавевшего сундучка лежало что-то, завернутое в тонкую резину.

      Облизав пересохшие губы, Антон развернул её. Под ней оказался чехол из непромокаемой материи. Антон осторожно снял его, и в руках оказалась свёрнутая трубкой рукопись с пожелтевшими краями.

      Антон расправил пахнущие прелью листы и стал читать.

      ПАДЁЖ

      Кто-то сильно и настойчиво потряс дверь.

      Тищенко сидел за столом и дописывал наряд на столярные работы, поэтому крикнул, не поднимая головы:

      – Входи!

      Дверь