Четвертая стража ночи. Борис Гучков

рада.

      Есть графинчик и еда.

      Что ещё нам надо?

      По чуть-чуть, не допьяна,

      Из гранёных стопок

      Выпьем горького вина,

      Помянём усопших.

      Снова выслушаю я, —

      Речь неспешно льётся, —

      Как соседи и сватья,

      Как сестре живётся.

      Чем живу и что служу

      Всё ещё в печати,

      Вновь тебе я расскажу,

      Утолю печали.

      У тебя я редкий гость

      И уйду под утро.

      Жизнь твоя – рябины горсть,

      Лет господних уйма.

      Мама-мамочка, гори

      Ягодой России,

      Эти восемьдесят три

      И все сто осилив.

      Осень 1957 года

      Сестре Вале

      В пору нищую

      Брат с сестрою,

      Знались с пищею

      Мы простою.

      Каша сварена,

      Щи упрели.

      Ноги в валенках.

      Мы – за двери.

      Что мы видели?

      В «Марсе» хмуром

      Фильмы Индии

      С Радж Капуром.

      Валя – с косами.

      Стынут лужи.

      Первый в космосе

      Спутник кружит.

      …Осень вспомнилась,

      Щи да каша.

      Светом полнилась

      Память наша.

      «Что родился на Малой Мещанской…»

      Что родился на Малой Мещанской,

      В старой книге я как-то прочёл.

      Дом под кронами лип помещался.

      Помню гул несмолкаемых пчёл.

      И к лицу, и к рубахе он липнет —

      Запах лип, что посажены в ряд.

      Имя дал нашей улице Либкнехт.

      Был он зверски убит, говорят.

      Ах, разлуки извечная кара!

      Годы службы. Чужие края…

      Помню, помню – фамилию Карла

      Ты коверкала, мама моя.

      «Лип» – писала. И липовый запах,

      Настигая, бросал меня в дрожь,

      И душа устремлялась на запад —

      Где ж в Монголии липы найдёшь?

      Ведь мечте и моря не преграда.

      От тебя, от мещерских лесов

      Отделяло меня – это ж надо! —

      Целых шесть часовых поясов.

      Я любил вас, родные до боли,

      В звоне лета и шорохе вьюг:

      И Воровского (Вацлава, что ли?),

      И Урицкого, и Люксембург.

      Были вы Дровяными, Сенными.

      Но однажды – ни встать ни упасть! —

      Именами чужими, иными

      Окрестила вас новая власть.

      Но меня, да и Господа ради

      Там в домах об одном этаже

      Проживали и Тони, и Нади.

      Всех имён не припомню уже…

      Вновь чиновник в усердии делит

      Новь и прошлое, как идиот.

      Адрес матушки: Либкнехта, девять —

      Слава Богу, всё тот же, всё тот.

      Там чужие живут – ну да ладно!

      В доме мальчика слышу я всхлип.

      Пусть ему будет тоже отрадно

      Под цветущими кронами лип.

      «Подошёл бульдозер после смены…»

      Подошёл бульдозер после смены,

      И в округе