Вскрытие покажет. Ирина Градова

спросила я.

      – А то, что Ванюшку выпотрошили, как куренка! – понизив голос почти до шепота, ответила Ольга.

      – То есть? – переспросил Никита.

      Честно говоря, я тоже ничего не поняла.

      – А то и есть, – хмыкнул ветеринар. – Парня уже вскрывали.

      – Но это же нормально! – сказал с облегчением Никита. – В таких случаях необходимо проводить вскрытие.

      – Что-то я не слышал, чтобы при вскрытии удаляли все органы, – буркнул ветеринар.

      – Что-о-о? – одновременно взвизгнули мы с Никитой.

      – Все вытащили – почки, печень, сердце, легкие, гипофиз… Кстати, ни о каком взрыве, о котором писалось в похоронке, и речи быть не могло: ни малейших следов я не обнаружил!

      – За этим и понадобился цинковый гроб! – едва слышно пробормотала я.

      – Точно! – закивал Никитич. – Когда Гошка это увидел, с ним настоящий припадок сделался. Я испугался, что он либо меня грохнет, либо сам убьется, и вызвал «Скорую». А вместе с ней прискакал участковый с помощниками: оказывается, кладбищенский сторож видел, как Георгий выкапывал гроб. Сначала думал, ему с пьяных глаз померещилось, что привидения по погосту бродят. Потом отсиделся, в себя пришел да и позвонил участковому.

      – А милиция видела, в каком состоянии находилось тело Ивана? – спросила я.

      – А как же? – пожал плечами ветеринар. – Все они видели.

      – И ничего не предприняли?

      – Не-а – кому охота с трупом возиться, к тому же – уже однажды похороненным? А чего вы удивляетесь? – спросил мужчина, видя наши с Никитой ошарашенные физиономии. – У нас ведь тут не Питер, а даже там такое случается! Если кому-то надо, конечно.

      – И кому же было надо, по-вашему, чтобы дело замяли? – спросил Никита.

      – Ну, во-первых, самому участковому: ему эти проблемы ни к чему, тем более что Георгия признали невменяемым: дескать, с горя он умом тронулся.

      Я кивнула.

      – Во-вторых, дело имело резонанс, и к нам в один прекрасный день сюда нагрянули люди в форме. Я ведь под судом ходил и не знал, посадят или не посадят. Грешным делом, Гошку клял на чем свет стоит – за то, что втянул меня… Но теперь-то понимаю, что прав он был, пытаясь правду о сыне выяснить. Он ведь перед тем, как решился могилу вскрыть, все инстанции обошел, и нигде ему не помогли – к кому еще ему было пойти, как не ко мне?!

      – Вас запугивали? – спросил Никита, поняв, к чему клонится дело. – Те люди в форме?

      – Не то чтобы запугивали, – усмехнулся Никитич, – но советовали попридержать язык. Я ведь и сам понимал, что нельзя было идти на поводу у Георгия, что мы против закона действовали, а те военные просто намекнули, что судья мне может по полной впаять – в отличие от Гошки, на психушку рассчитывать не приходилось! Вот я и сдрейфил, переписал заявление под их диктовку. Из дела мое первое заявление пропало, а на его месте возникло второе, где я писал, что мы с Георгием перепились, выкопали тело его сына и устроили ему поминки. Это-то и стало последним доказательством того, что Гошка безвозвратно сбрендил.

      – И