Собрание сочинений. Том 2. Царствие земное. Виктор Ростокин

Вера в Бога – им опора! «Куда до них мне и Ирине, и всем нам, русским! Охламоны мы! Как есть хлам! И хамы!»

      – Дядь Фэдь, как здоровьэ? Как дэла? – поздоровался за руку, обнял. – Кто будэ обижат… Скажи!

      Красивая, яркая цыганка, суматошно вертя головой, протискивалась сквозь толпу. Веселая воровка Аза! «Аза, Аза – цыганочка черноглаза!» Коль направит на тебя жгучий колдовской взгляд – на миг лишишься ясного ума. Ей и того достаточно, чтобы твой кошелек оказался в ее кармане.

      – Старик? – плеснула она черным огнем сатанинских глаз на Федора.

      Он растерялся:

      – У меня денег нет.

      – Не бреши. У тебя пятнадцать рублей тридцать семь копеек. Пересчитай.

      Он выгреб мелочевку:

      – Верно. Столько.

      – Мне твои деньги не нужны, отдай их своей пузатой скряге. Сказать, что тебя сегодня ждет?

      – Ну скажи.

      – Тебе на голову упадет…

      Но в гомоне он не расслышал последние слова, безобидчиво покачай головой:

      – Шельма! Брехло!

      – Че принюхиваешься, старый козел? Тоже «травки» захотел?

      Сутулые, синюшные акселераты басовито-хрипато заржали – по их тесному кругу из рук в руки передавалась усыпляюще пахнущая коноплей дымящаяся самокрутка.

      Знакомый Володька продавал дрожжи. Вечно «под мухой», лицо красное, улыбающееся. Передних зубов нет, и при разговоре в дырке язык мелькал, как из норки головка вьюнка. Торчащие из ноздрей волоски обметаны инейком.

      – А, Кузьмич! Удрал от старухи? Че, заездила проклятая, не дает пожилому человеку позоревать на перинке? – Он без всякого «плавного» перехода перескочил: – Кузьмич, купи дрожжи. Бражку затеешь.

      – Я непьющий.

      – Ага, непьющий, некурящий… Зато до девок охочий! Поглядываешь на них… Сболтну твоей бабке, она тебя враз охладит!

      – Зубоскал ты, Володька!

      – Я купец первой гильдии!

      Да, Федор глядел на них, на молоденьких, и на тех, кто постарше. Но совсем с иным понятием, умыслом. Ему было жаль их. Во что они превратились, кружась в рыночном суматошном колесе, сгибая на проклятущих дорогах и в промозглых палатках! Чтоб не замерзнуть в долгие часы зимней непогоды, они столько на себя напяливали одежды, что внешне походили на что угодно – на медведя, на пингвина, на обезьяну, – но только не на людей и тем более не на женщин. Где былая веселость, лучезарность, сказочное очарование, грация, все то, что заставляет взволнованно биться мужские сердца? «Сокрушенные ангелы!» – мелькнуло в голове Федора. Он увидел, как к ним приближалась Тамара. Нечто бесформенное, неуклюжее, неприглядное. В очах – опостылевшее беспокойство о «хлебе насущном». Лицо – подобие тени…

      Она купила у Володьки брусок дрожжей.

      – Мужу пирожков с малиной напеку. А то седня за товаром поеду…

      – Напеки… напеки… – ухмыльнулся Володька. Когда Тамара ушла к своей палатке, он пробалабонил: – Гы-гы… Пирожки с малиной мужу…

      – Перестань паясничать!

      – Кузьмич, аль не слыхал? Все знают…

      Печальная