Необжитые пространства. Том 2. Позаранник. Виктор Ростокин

бы один

      Перед Вечности судом,

      Перед бездной рутин.

      «Я занемог. Возможно, от стихов…»

      Я занемог. Возможно, от стихов,

      А может быть, повинны мои годы.

      Я не ропщу – был к этому готов,

      К любой, что называется, погоде.

      Лежу, прикрывшись книгой, как щитом,

      Читать ее совсем желанья нету.

      Себя мне жалко, в горле горький ком,

      А вдруг осталось жить чуть-чуть поэту?

      Но не идет жена, чтоб посидеть,

      Порасспросить, как чувствую себя я.

      Тогда б не захотел я помереть

      И перестал безвольным быть и слабым.

      Тепло ладони я впитал бы лбом,

      Душой – ее загадочное пенье

      И погрузился, радугой влеком,

      Я в невозвратные бы сновиденья.

      «Безделье непонятно мне…»

      Безделье непонятно мне:

      Какого цвета или формы,

      То ль наверху, то ли на дне?

      Его так держат? Или кормят?

      Откуда? И куда? Зачем?

      И наказание? Награда?

      Кому-то одному? Иль всем?

      Молчание оно? Тирада?

      Сокройся! Я тебя не знал,

      И знать тебя я не намерен.

      Я спозаранку нынче встал

      И, будучи привычке верен,

      Спираль движений закрутил

      До основанья, до упора.

      На все и вся в достатке сил

      И молодецкого задора.

      До поздней ночи пахота

      Непререкаемого действа —

      Моя священная черта.

      От жизни никуда не деться.

      «Опять я захандрил. Кому бы мне поплакаться…»

      Опять я захандрил. Кому бы мне поплакаться?

      Нет рядом никого, хотя б кто повздыхал,

      Ободрил, мол, тебе от мира рано прятаться

      И забиваться в свой таинственный подвал,

      Где срублен крест тобой, сколоч′ен гроб искусно,

      Сосновая смола, как ладан, в ноздри бьет.

      И тут же в уголке подгнившая капуста,

      На радость червякам, никто не уберет.

      Сказал бы, подсказал и указал: вылазь-ка

      Из темени на свет – он божий по сей день,

      Какой-то человек, кой не могущий сглазить,

      Окурок непогасший швырнуть украдкой в сень.

      Нет, из подвала я не выйду и не выползу,

      Имущество свое не брошу – крест и гроб,

      Общаюсь с ними я и с униженьем «выкаю»,

      С усмешкою незлой ладонью глажу лоб.

      «Дошел до ручки он, в Ложки отправить срочно!» —

      Народец там орет, где сроду благодать,

      Где белый свет и тот немыслимо порочен,

      Где оборванцу-страннику ну нечего подать.

      Я слушать не хочу, кто озабочен мною,

      Их заповедь:

                   «Умри сегодня… завтра я!»

      Я им в дыру седой мотаю головою:

      «Пораньше бы пришли…

                                          А сейчас уже нельзя!

      Среди мышей и крыс дождусь я в небо визу.

      И эта мысль моя, ей-богу, не темна.

      Была вся жизнь моя нечаянным сюрпризом

      И тем же в эту ночь закончится она».

      «Ощущение странного состояния…»

      Ощущение